Святослав, все еще не вступавший в сражение холодно смотрел на разворачивающуюся бойню. Но, заметив ввод последнего сорочинского резерва, принял, наконец, решение.

— Твоим летописцам будет, что написать об этом бое, — мрачно усмехнулся он цесаревичу Василию, который уже изнемогал от нетерпения. Князь же подал знак Млеху и армянский князь, пришпорив коня, издал воинственный клич, тут же подхваченный его воинами — кричали даже айсоры и язди. Святослав же, повернулся к своей дружине.

— Ну что, браты, покажем сорочинам, что значит русская слава?! Где кровь русская прольется, там и будет Земля Русская! Слава Перуну!

— Перуну Слава! Ррруссь!!! — послышался воинственный отклик в ответ. Оглашая всю пустыню воинственным криком, громыхая железом, тяжелая конница устремилась на врага. Первыми ее удар ощутили тюрки Себук-тегина: увлекшись преследованием удирающих угров, они пропустили появление нового противника. Себук-тегин, пытаясь развернуть своих всадников навстречу русам, внезапно выехал прямо на князя. Голубые глаза блеснули кровожадным блеском и Святослав, хлестнув плетью коня, ринулся на вражеского военачальника. Сабля из лучшей дамасской стали не выдержала удара княжеского меча, разлетевшись на куски, и Себук-тегин, ошеломленно уставившийся на обломок клинка в его руке, уже не успел ничего сделать, чтобы отразить опускающийся на него русский меч. Святослав же, не останавливая коня, рубанул тюрка наотмашь и устремился дальше, даже не обернувшись на падающий с коня окровавленный обрубок, в который превратился багдадский узурпатор. Меж тем остальные русы, вместе с армянами, уже врубались в тюркское войско — и цесаревич Василий, вместе со всеми надрывая глотку в истошном вопле, ожесточенно рубил удирающего противника. Вскоре и угры, перестроившись, вернулись, чтобы, сплотившись под началом Святослава, искупить позор недавнего бегства. Теперь уже дрогнули, а затем побежали и сами тюрки, обрушив весь левый фланг союзного войска. Святослав же, выхватив взглядом искаженное злобой лицо какого-то знатного угрина, коротко рыкнул.

— Ты! За ними! — он ткнул рукой в удиравших тюрков, — остальные — за мной! Рррусь!

Развернув коня, князь ринулся на помощь Свенельду, ударив во фланг дейлемитам и те, и без того державшиеся из последних сил, наконец побежали. Следом устремились в бегство и арабы, преследуемые по пятам улюлюкающими печенегами. Многие из них уже не убивали своих врагов, но бросали волосяные арканы, вырывая всадников из седла. Русское же войско, не отвлекаясь на пленных, истребляло всех без разбора — арабов, тюрков, дейлемитов. Иные из сорочин, с испугу устремились к реке — и Тигр тек кровью, которой насыщал реку русский Пардус. Копыта коней вязли в густой каше из крови и плоти, в которую превратилось союзное войско, пока мечи и топоры опускались вновь и вновь. Немногие же уцелевшие, объятые суеверным ужасом, мчались к воротам Мосула и лучше всякой плети подгонял их боевой клич русов, что для правоверных мусульман звучал страшнее труб Исрафила, рев которых в Судный день уничтожит все живое.

Тени забытой империи

— Клянусь Тором-Перуном, а здешние края не так уж унылы, как о них говорят!!!

На лице Свенельда алело несколько свежих шрамов, да и правой рукой, ужаленной сорочинской пикой, он двигал уже не так сноровисто. Однако эти мелочи, давно привычные для столь опытного воина, не могли испортить ему настроения. Разодетый в расшитый золотом халат из синего шелка, широкие желтые шаровары и алые сапоги, украшенные узором из мелких бриллиантов, княжеские воевода восседал на широкой скамье, обитой зеленым бархатом. В руке он держал золотой кубок, украшенный алыми рубинами, в котором плескалось темно-красное вино с синеватым оттенком. Перед ним на столике из сандалового дерева, стояло золотое блюдо с лежавшим на нем наполовину обглоданным жареным барашком, приправленным индийскими специями. Возле столика, дрожа от страха, стояла темноглазая девушка, в полупрозрачных шароварах и украшенном золотом нагруднике, готовая выполнить любое желание своего нового хозяина.

— Все говорят, что сорочины вина не пьют, — продолжал свей, — не знаю, что там их вера говорит, а такого отменного напитка я и у греков не пробовал.

Подтверждая это, он шумно отхлебнул из кубка. Святослав, сидевший рядом, усмехнулся, протягивая собственный кубок полногрудой рабыне из Персии. Владыка русов восседал в наряде из алой парчи, расшитой золотом, и высоких сапогах из крокодиловой кожи. Пальцы его украшали золотые перстни с сапфирами и изумрудами. Князь, также как и его воевода, разместились на широкой веранде в бывшем дворце эмира Абу Таглиба, откуда открывался великолепный вид на Тигр. Уже смеркалось и свежий ветерок, налетавший со стороны реки, приносил вечернюю прохладу — а также запах разлагающихся трупов, насаженных на острые колья вдоль берега. Почетное место там занимал бывший эмир — захваченный в плен он был принесен в жертву, как в свое время магистр Куркуас: разрублен на куски, а его голова насажена на кол, чуть отдельно от остальных. Русы, ворвавшиеся в Мосул на плечах отступавших арабов, спустили, наконец, с