— Чего же хочет от нас Абу-Таглиб? — спросил он.

— Что может хотеть шакал с лапой в капкане? — усмехнулся Себук-Тагин, — а его капкан зовется Мосулом. Ромеи, нечестивые предатели Бога Единого, вступили в союз с каффирами аль-русами и вместе с ними под стенами Мардина уничтожили большую часть войска Абу-Таглиба. Теперь они пойдут на Мосул и Абу-Таглиб в том самом капкане, потому что отстоять город сам он не может, а бросить его для него значит потерять все. Вот он и шлет послов всем и каждому, прося о помощи.

— Всем и каждому, значит? — нарочито медленно повторил Абу Бакр.

Себук-Тегин бросил на него подозрительный взгляд из-под густых бровей.

— Когда в наши земли рвутся столь жестокие каффиры, — сказал он, — не время правоверным вспоминать старые распри. Послы мне так и сказали, что точно также Абу-Таглиб просит о помощи Бахтиар Изз ад-Даула и его кузена Азуд ад-Даулу и его отца Рукна ад-Даулу, что незаконно зовет себя эмиром эмиров и царем царей.

Каждое имя он произносил, слегка морщась, словно от кислого лимона — и Абу Бакр прекрасно понимал причины недовольства узурпатора: все названные им люди принадлежали к могущественному клану Буидов, безраздельно владычествующих в западном Иране. До недавних пор владели они и Багдадом — пока Себук-Тегин не восстал против эмира Ирака Бахтиара, Изз ад-Даулы и не выгнал его из города. Знал новый халиф и то, что поводом для восстания Себук-Тегина было поражение Бахтиара от того же Абу-Таглиба, что ныне слезно просил о помощи всех исламских правителей Ирана и Междуречья. Тогда Себук-Тегин поддержал Абу-Таглиба, использовав поражение в своих целях, однако сейчас, из-за нашествия северных язычников, клубок змей, вот уже долгие годы шипевший в этих краях, вдруг заметался, чувствуя, что отравленные зубы кусают его же собственный хвост. Никто из тех, кого сейчас просил о помощи Абу-Таглиб не мог доверять никому из своих возможных союзников. Для Абу-Бакра, впрочем, особой разницы не было: победи Себук-Тегин или кто-то Буидов — он все равно останется лишь церемониальной куклой на руке кого-то из узурпаторов. Однако это все же лучше, чем смерть от меча язычника — и хорошо если от меча: даже до Багдада долетали слухи о жестоких расправах правителя русов в землях Булгара, а также — о еще более жестоком разгроме Хазарии, где язычники не щадили и правоверных. Поэтому халиф мог лишь молиться о том, чтобы все эти узурпаторы, бывшие, нынешние и будущие, хоть как-то договорились между собой об отпоре новой напасти.

К счастью, именно так рассуждал и багдадский «эмир эмиров».

— Я собираюсь примириться с Бахтияром, — делился он своими планами с послушно внимавшим ему халифом, — что там, я и от Фатимидов сейчас готов принять помощь. Но я помогу на своих условиях: пусть Абу-Таглиб признает мое главенство, а Бахтияр — откажется от притязаний на Багдад. Вместе мы отстоим Мосул и утопим неверных в их собственной крови. Что же до тебя, — я надеюсь, что как только я выступлю на север, ты посвятишь свое время в молитвах прося у Аллаха победы для мусульман.

— Все будет по твоему слову, — кивнул Абу Бакр, — день и ночь, обращаясь с мольбой к Всевышнему, я буду просить его о...

— Чтобы никто не мешал тебе молиться, — перебил халифа Себук-Тегин, — я оставлю в городе моего побратима Алп-Тегина.

Он кивнул и из рядов стражи, обступившей трон, вышел еще один тюрок: такой же высокий и широкоплечий, как и Себук-Тегин, в белоснежном бедуинском бурнусе, скрывавшим железный доспех. Из-за черного пояса торчала оплетенная кожей рукоять палаша. Молча он поклонился халифу, но в зеленых глазах мелькнула тень насмешки — рядом с рослым мускулистым воином, рябой носатый халиф выглядел также же невзрачно, как и перед его начальником. Абу Бакр подавил тяжелый вздох: еще один надсмотрщик в золотой клетке.

— Он присмотрит за порядком в городе, — пояснил Себук-Тегин, — до тех пор пока я не вернусь в Багдад с победой. Благослови же меня, о властелин правоверных.

— Пророк, мир ему, сказал: сражайтесь за дело божье с теми, кто воюет против вас, — размеренно произнес халиф, — не вы пришли с войной в земли ал-русов, но они