предпочитал находиться возле резерва: тяжелой арабской конницы, в которую вошли лучшие из лучших воинов эмира. Арабы и курды составили ядро вооруженной луками и пиками легкой конницы, что составила первую линию построения, «Утро псового лая». По центру же стояла пехота из арабов, персов и соплеменников Буидов дейлемитов, явившихся сюда из гор Гиляна: упорных стойких воинов, вооруженных мечами, боевыми топорами и двузубыми копьями, выставленными из-за стены больших серых щитов. Этим свирепым горцам уже доводилось воевать с русами, когда те бесчинствовали на Горганском море и теперь дейлемиты жаждали вновь скрестить мечи с проклятыми язычниками. Однако главная ударная мощь объединенного войска расположилась по флангам, которыми командовали союзники Абу Таглиба. Так слева встала тяжелая кавалерия тюркских гулямов, составивших гвардию Себук-Тегина. Узурпатор сейчас находился во главе войска: восседая на белом коне, облаченный в железный доспех, закрывавший ноги ниже колен, и полукруглый клепанный шлем, с кольчужной сеткой-бармицей. Из тюркской и персидской тяжелой конницы состоял и правый фланг, под командованием Бахтиар Изз ад-Даулы: коренастого и довольно плотного для худощавых дейлемитов мужчины с зелеными глазами и лихо подкрученными усами. Он носил остроконечный шлем и черный панцирь, украшенный золотым изображением Сенмурва, — легендарной птицесобаки бывшей символом еще Сасанидов. Временами Буид бросал угрюмые взгляды на левый фланг: необходимость выступать в союзе с вероломным тюрком, выгнавшим его из Багдада, ранила его в самое сердце. И хотя, сейчас Бахтияр и Себук-Тегин, скрепя сердце, объединились против язычников, каждый из них надеялся, что сегодня его соперник падет от руки русов.

Войско же язычников выстроилось в своем обычном порядке: по центру держали стену щитов наемники Свенельда — норманны и славяне, эсты и пруссы. Те, кто имел в добротные русские кольчуги стояли в первых рядах, тогда как защищенные куда хуже воины из лесов и болот, заняли место позади. Справа по флангу разместились печенеги, слева — угры. На небольшом возвышении позади войска, с резервом из лучших собственных дружинников, — славянских и варяжских всадников, еще в Болгарии навострившихся сражаться верхом и в тяжелой броне, — разместился сам князь Святослав. Под его командование, по приказу Цимисхия, встал армянский князь Млех, со своей тяжелой конницей, — наследников легендарных айрудзи, воевавших во времена Тиграна Великого. С ним же стояли и всадники из местных, что примкнули к русскому войску уже в окрестностях Мосула: одних из них, черноволосых и смуглых с завитыми в косы окладистыми бородами, Млех и его соплеменники именовали «айсорами». Как понял Святослав они были единоверцами армян и греков или, по крайней мере, христианами — князь и по сей день плохо разбирался во всех разновидностях чужой веры. Другие чужаки, — более светлокожие, худощавые, с резкими чертами лица, — исповедовали еще более причудливую веру из-за чего армяне и те же самые «айсоры» держались с ними настороже. Из сбивчивого пояснения Млеха Святослав только понял, что эти чужаки, именовавшие себя «язди», поклонялись Богу в виде огромной птицы с множеством глаз на хвосте, вроде тех, что обитают где-то в Индейском царстве. Но вообще князю было плевать на то, кого почитают его неожиданные союзники, если они умели обращаться с оружием — а загадочные «айсоры» и еще более загадочные поклонники многоглазой птицы явно неплохо владели и мечом и копьем и луком. Здесь же, рядом с «катархонтом россов», на пылком черном коне, восседал и цесаревич Василий, в золоченном шлеме и пластинчатом доспехе с накинутым поверх него пурпурном сагуме, развивавшемся на дувшем со стороны пустыни ветру. С пояса юноши свисали длинный меч и увесистая булава. Над головами владык развевалось два знамени: ромейское с ликом Христа и русское — красное с черным трезубцем.

Святослав вскинул руку и стоявший рядом дружинник поднес к губам большой рог. Трубный звук разнесся над сирийской равниной, подхваченный ревом рогов со всех флангов русского войска. В ответ прозвучали трубы и со стороны мусульман, после чего обе армии двинулись навстречу друг другу. Гарцевавшая впереди основного войска арабская и курдская легкая конница, почти сразу резко устремилась вперед, оторвавшись от остальных. Всадники вскинули на ходу луки — и тучи стрел на миг застили небо, обрушившись на русское войско. Одновременно с обеих флангов ударили угорские и печенежские луки. Торжествующие вопли арабов сменились криками боли и предсмертными хрипами, десятки лошадей в панике неслись по полю, волоча за собой бездыханные тела. Их противники тоже несли потери — не только кочевники, но и русы падали, пронзенные стрелами, однако на место каждого убитого кольчужника заступал новый. Арабы, по которым ударили сразу с двух сторон, смешались, пытаясь уйти из-под смертельного обстрела. И вот тогда конные фланги кочевников, с диким визгом устремились вперед.

— Уллаааа!!! Улулала!!! — завывали печенеги, крутя саблями над головами.

— Хааадур! Хадааак Уууррр!!! — вторили им угры, призывая своего бога войны. Страшный удар разметал, обратил в бегство арабов и курдов, но уже слышались воинственные крики, мешавшие «Аллах акбар» с призывами к Тенгри-хану, гремели, взметая песчаные облака, подкованные копыта и тюркские всадники обеих эмиров уже врезались в орды северных кочевников. Скаля зубы в кровожадных усмешках, всадники обеих армий что есть силы нахлестывали своих коней, так что те, приведенные в неистовство отчаянной болью лягали и грызли своих противников, пока их наездники скрещивали мечи и сабли. Воинственные крики перемежались предсмертными хрипами, лязгом стали, оглушительным ржанием обезумевших лошадей.

Свенельд обернулся к своим воинам, тяжелым взглядом окидывая застывшие в нетерпеливом предвкушении лица, и резко вскинул меч над головой.

— Боги с нами,