Где же Дюма? Он не успеет. На мгновение Анна испугалась, что Александр забыл попрощаться с ней. Но ее мысли рассеялись в тумане, когда под золотым почтовым рожком у входа в постоялый двор появилась могучая фигура писателя. Его сопровождали две дамы.

– Графиня! Вы же не покинете Брюссель, не простившись.

На Александре было коричневое шерстяное пальто с широким воротом. Справа на груди красовались перламутровые пуговицы размером с рот карпа. На голове у него была фетровая шляпа с широкими полями.

– Как вам мой наряд? – спросил он. – Последняя брюссельская мода. Эти две дамы были так любезны со мной! Они одолжили мне немного денег, пока ситуация во Франции не уляжется.

Он представил женщин, одетых в бордовую парчу и меха цвета шафрана. Они поздоровались с Анной и заверили ее, что были счастливы выручить знаменитого Александра Дюма в трудную минуту.

Анна еще не видела своего спутника таким довольным. На щеках проступили маленькие фиолетовые прожилки, глаза сверкали, усы были намазаны помадой, а их кончики загнуты кверху.

– Мы с графиней приехали сюда на прошлой неделе, – сообщил Дюма спутницам. – Она из Бадена. Тем не менее она героиня революции, настоящая Марианна[58]. Как жаль, что вы покидаете нас, Анна. Это такая потеря для Франции.

– И для Бельгии, – добавила одна из женщин.

Анна надеялась, что карета скоро уедет.

– Быть может, мне еще удастся вас переубедить? – спросил Дюма. – Мы столько пережили вместе. Вспомните хотя бы поездку на поезде той ночью. – Он обратился к спутницам. – Мы еле добрались до вокзала. Гвардейцы и жандармы шли за нами по пятам. Весь в крови, неся графиню на руках, я пробирался сквозь толпу. Мы едва успели на поезд. Но свободные места оставались только в открытом вагоне. И, конечно же, всю дорогу шел дождь. Но, как писал Софокл: «Лучше ехать нищим, чем идти человеком чести».

Дамы прикрывали рты кружевными перчатками, разглядывая пуговицы на пальто Дюма.

Анну так и подмывало описать, как все было на самом деле. Дюма и вправду пытался ее нести. Однако она начала сопротивляться, заявив, что не покинет Париж без инвалидной коляски. Поэтому ему пришлось ее везти. Он хотел поиграть в благородного рыцаря, но вместо этого примерил на себя роль санитара. История про вагон без крыши, напротив, соответствовала истине. Но в том, чтобы промокнуть до нитки, героизма было мало.

Анна достала носовой платок и высморкалась.

Кучер вызвал пассажиров, отправляющихся в Штутгарт. Наступила минута прощания. Анна почувствовала облегчение: наконец-то она отделается от Дюма! Однако при этом живот неприятно стянуло. К счастью, ощущение было таким слабым, что она могла не обращать на него внимания. Анна хотела подать Александру руку. Однако тот наклонился, обнял ее за плечи и прижал к себе так крепко, что поднял с инвалидного кресла. Затем писатель поцеловал ее в щеку. Анна могла хорошо разглядеть его лицо: оно было коричневым и мясистым, как зимнее яблоко. По его широкому носу скатилась слеза.

– Может, вы все-таки поедете со мной в Лондон? – В последние дни Дюма задавал этот вопрос снова и снова. – Я найду амулет отца, продам его и отдам вам половину прибыли. Графиня, вы спасли мне жизнь.

– Думаю, дальше вы справитесь и сами, – ответила Анна.

– Но покинув меня сейчас, вы погубите мою душу, – сказал Дюма тихо, чтобы спутницы не услышали его слов.

Подняв бледную тонкую руку, Анна поднесла ладонь к щеке Александра. Так и не коснувшись его лица, она опустила руку и сказала:

– Я нужна Иммануэлю. Я доберусь до Карлсруэ и позабочусь о том, чтобы он смог поскорее вернуться домой.

На самом деле ей не хотелось возвращаться на родину и быть обузой для друзей. Но Иммануэль нуждался в помощи, и ради него она была готова переступить через гордость.

Анна выпрямилась.

– Тогда прощайте, – сказал он. – Я сдержу обещание и не стану писать о вас в будущих романах. Но я буду думать о вас, и с этим вы ничего не сможете поделать.

Резко повернувшись, он взял спутниц под руку и пошел прочь. Анна еще слышала, как он рассказывает о предстоящей поездке в Кале и пароме в Дувр.

– Знаете ли вы, – его низкий голос становился все тише, – что английская королева Елизавета когда-то бегала за испанским дипломатом? Поговаривают, она призналась ему в любви на пароме. На этом самом пароме поеду и я.

В карете были места для шести пассажиров; еще восемь человек теснились на голых скамьях. Никто не выражал недовольства. Всем хотелось уехать из Бельгии поскорее и подальше, и ради этого люди были готовы мириться с любыми неудобствами.

Они покинули Брюссель, и мостовая сразу сменилась песчаной дорогой. Колеса вязли в грязи. Повозка качалась на ухабах. Анну отбрасывало то к стене, то к соседу – англичанину с печальными глазами и рыжими бакенбардами.

Затем они выехали на бревенчатую дорогу. Разговоры среди пассажиров стихли. Повозку трясло так сильно, что люди следили за тем, как бы случайно не прикусить язык. Карета подпрыгивала под лязг цепей; ступицы скрипели, а багаж с грохотом переваливался с места на место. «Лучше бы на козлах сидел Иммануэль», – подумалось Анне.

Дорога улучшилась только ближе к Лёвену. Теперь повозка покачивалась по брусчатке, словно скользя по рельсам. Сосед Анны кое-как развернул в тесном салоне газету. Большие страницы издания то и дело оказывались прямо перед лицом Анны. Она раз за разом отодвигала газету, однако теперь ее взгляд упал на объявление, в центре которого был напечатан посох Асклепия[59]. Справа и слева от него были изображены бюсты женщины и мужчины. На шее у них висели амулеты. От подвесок расходились волнистые линии. По-видимому, амулеты излучали мистическую силу. Под рисунками были надписи на английском, которых Анна не понимала.

– Извините, – обратилась она к соседу. – Не могли бы вы перевести эту строчку на французский?

Она показала на объявление.

– Конечно, мадам. – Он поднес страницу поближе к лицу. – Тут написано: «Магнитные лучи приносят исцеление». А внизу: «Подобно тому, как молния очищает воздух, электричество может очищать кровь». Главный триумф медицины XIX века. Салон в Лондоне, Белгравия Плейс, 114, обязательна запись по почте. – Он покачал головой. – Надо бы запретить этих шарлатанов и бросить их в тюрьму. Пусть там и лечат друг друга.

Анна вырвала газету из рук англичанина. Бумага разорвалась пополам.

– Леметр, – сказала она. – Он в