Я верчу в руках свой наполовину полный стакан, наблюдая, как вода искрится в проникающих через окно лучах солнца.

– Насчет занять денег – конечно, я помогу тебе. Или, скорее, Акольти сочтут за честь помочь обездоленному ребенку.

Я перевожу взгляд на него:

– Я не могу просить твоих родителей, Фебс.

– А кто говорит о том, чтобы их спрашивать? – Он подмигивает мне, встает и исчезает за занавеской, ведущей в спальню. – Дай мне десять минут.

Я оглядываю беспорядок в комнате, чувствуя непреодолимое желание прибраться.

– Итак, для тебя это впервые.

– Что? – спрашивает он.

– Чистокровный. – Даже до того как он порвал связи со своей семьей, Феб не встречался с чистокровными.

Я начинаю складывать книги. Сибилла бы гордилась.

– Меркуцио другой. – Появляется Феб, заправляя зеленую рубашку, которая подчеркивает оттенок его глаз. – Он не такой высокомерный, как все остальные.

– Твой друг кажется милым.

Феб улыбается:

– Ты говорила с ним всего тридцать секунд.

– Я бы поговорила с ним подольше, если бы ты его не выставил.

– Я был нужен моей подруге. Друзья превыше всего.

Феб ухмыляется, роясь в куче обуви у входной двери, пока не находит пару изумрудных атласных туфель, подходящих к его рубашке.

Присоединяясь к нему у входной двери, я вздыхаю:

– Я бы хотела, чтобы у нас был одинаковый размер обуви.

– Это сделало бы твои ступни очень длинными. Не совсем уверен, что мужчины нашли бы их привлекательными.

– Это у тебя идиотски большие ноги.

Он смеется:

– По крайней мере, Меркуцио не считает мои ноги – или любую другую часть моего тела – идиотской.

Я закатываю глаза:

– Можно вывезти чистокровного из Тарекуори, но не Тарекуори из чистокровного.

Еще один смешок срывается с его губ, когда мы, взявшись за руки, направляемся к северо-восточному краю Тарекуори.

В разгар жарких дебатов о надежности спрайтов – Феб считает, что им можно доверять; я еще не встретила ни одного, кому могла бы довериться, – я признаюсь:

– Прошлой ночью я порвала с Энтони.

Светлые брови Феба взлетают вверх.

– Котел. Я поспорил с Сиб о том, кого ты выберешь.

Я отвожу взгляд от маячащего контрольного пункта.

– Ты думал, я выберу Энтони?

– На самом деле я поставил на ménage[30].

Я закашливаюсь.

– Ты поспорил, что у меня будет секс втроем с принцем и рыбаком?

Он ухмыляется:

– У фейри есть мечты.

– Ты мечтаешь обо мне с двумя мужчинами?

– В моих мечтах я тот, кто находится на твоем месте.

– Поверь мне, тебе бы не понравилось быть на моем месте – как в прямом, так и в переносном смысле.

Он бросает взгляд на мои кожаные ботинки.

– У моей сестры большая коллекция обуви. Может быть, мы сможем найти подходяющую тебе пару.

– Я не могу украсть обувь Флавии.

– Она бы даже не заметила.

– Но я буду знать.

– Отлично. Тогда ты позволишь мне купить тебе обувь.

– Феб…

Он похлопывает меня по руке, когда мы доходим до охраняемой полосы земли между Тарелексо и Тарекуори.

Стражник встает у нас на пути.

– Какое дело привело вас в Тарекуори? – Его глаза сверкают, как отполированные серебряные запонки, украшающие его заостренные уши.

Феб убирает шелковистую прядь волос назад, чтобы показать форму собственных ушей.

– Меня зовут Феб Акольти. Что касается моих дел, то это точно тебя не касается. Я направляюсь на ланч в мое фамильное поместье с моей изысканной любовницей.

Я щипаю его за руку, отчего на его лице появляется ухмылка.

– Конечно. Простите меня, синьор Акольти. – Стражник отходит в сторону, чтобы пропустить нас.

– Изысканной любовницей? – шепчу я. – Серьезно?

– Ты бы предпочла, чтобы я называл тебя своей похотливой кобылой?

Я закатываю глаза:

– Да, потому что есть только два способа описать женщину в Люче.

Он хихикает, прежде чем впасть в задумчивость.

– Я не могу поверить, что ты рассталась с третьим по сексуальности плейфейри в Люче.

– Третьим по сексуальности?

– Ну, есть я, потом Катриона, потом Энтони. – Он подмигивает, показывая, что шутит.

Я сдерживаю улыбку:

– Я рада, что когда ты избавился от неуверенности, то в процессе не избавился от меня и Сиб.

– Я избавился от неуверенности благодаря тебе и Сиб. – Он накрывает мою руку своей ладонью и сжимает ее.

Подумать только, раньше он был ниже меня ростом и таким хлипким, что мы с Сиб могли пересчитать все его ребра.

– Ты уже сказала Сиб?

– Пока нет.

– Она будет в восторге.

– На что вы спорили?

– Обменяться жизнями на один день.

Я улыбаюсь:

– Нет!

– Да!

Я улыбаюсь так широко, что щеки начинают болеть.

– Ты согласился просыпаться до полудня, подметать таверну и обслуживать несносных клиентов? О боги, Фебс, ты… умрешь.

– Я не думал, что проиграю.

– Очевидно. – Я фыркаю. – И почему бы твоей подруге-девственнице не захотеть переспать сразу с двумя мужчинами в свой первый раз?

– Именно. Зачем выбирать?

Мы улыбаемся друг другу еще немного.

– Я правда думаю, что Энтони лучше как любовник.

Я поворачиваю голову в его сторону. Поверить не могу, что он об этом задумывался. Но что еще важнее…

– Почему ты так говоришь?

– Он старше, опытнее и не принц.

– Какое отношение титул имеет к навыкам в спальне?

– Прямое. Титулованные мужчины чувствуют, что им все должны, и они делают тебе одолжение, переспав с тобой.

– Данте не титулован.

Феб искоса смотрит на меня.

– Он член королевской семьи, лапушка.

– И что?

– Снизь свои ожидания, вот и все.

– Это не имеет значения. Даже если он не так хорош, как Энтони, это не имеет значения.

Феб приподнимает бровь, вероятно, гадая, кого я пытаюсь убедить – его или себя.

Глава 20

К тому времени, как мы доходим до портика входа в поместье Акольти, я расставляю свои проблемы по срочности – долг перед Тимеем, добыча воронов, потому что я действительно хочу править Люче (хотя бы для того, чтобы запугивать остроухих идиотов), навыки Данте в постели.

Я разглаживаю платье, желая, чтобы оно было из шелка, а не из льна.

– Должна ли я рассказать твоим родителям, что случилось с Тимеем, когда буду просить у них в долг? Или придумать другую историю?

Улыбка Феба такая же ослепительная, как белые розы, украшающие вход с колоннами.

– Кто говорил о долгах?

Я бросаю на него взгляд.

– Я не буду красть у твоих родителей.

– Если я завещаю лучшей подруге часть своего наследства – это не воровство.

Я разеваю рот, и он щелкает меня пальцем по подбородку, чтобы закрыть его.