«НЕТ», – снова попыталась закричать королева, заорать, но ни один звук не сорвался с губ. Голос снова пропал, и королева осела на пол в беззвучных рыданиях. Так наутро ее и нашел король.

– Где наш ребенок? – спросил он, уставившись на пустую колыбель. – Где наш сын?!

Даже если бы она могла, то не представляла, что ответить.

Мир превратился в серую бесформенную массу, в ней королева потерянно слонялась в последующие дни.

Перед глазами все время стоял ее ненаглядный сыночек.

Она все время видела, как он исчезает.

На листе бумаги она написала мужу, что не знает, что произошло. Когда она проснулась, ребенка не было. Просто… не было.

В тайне от всех она несколько раз пыталась изложить свою историю на бумаге. Рассказать правду. Но всякий раз комкала листы и бросала в камин. Ее записки напоминали бред сумасшедшего, рассказ, порожденный больным рассудком.

Муж не обвинял ее в случившемся, напротив, крепко прижимал к себе, и в его объятиях ей как-то удавалось отрешиться от потянувшихся хмурых дней.

И слухов, которые стали расползаться.

Однажды один дошел и до нее. Королева шагала по длинным галереям замка и собиралась завернуть за угол, когда услышала шепот горничной:

– Ни для кого не секрет, что король нашел супругу в чаще леса. Она жила дикаркой. Безмолвным зверем. Поговаривают, что там, среди вековых деревьев, она якшалась с темными силами. И что ослепила короля колдовскими чарами. А что до младенца… – При этом горничная еще больше понизила голос, и, казалось, было слышно, как дыбом встают волоски на руках слушателей, а служанка продолжала: – Поговаривают, что королева съела мальчика. Что она людоедка.

Горничная уверяла, что даже кое-что слышала той роковой ночью. Треск, с которым зубы крошили маленькие косточки.

Скрытая от них стеной королева сползла на пол, ей страшно хотелось закричать. Если бы только она могла кричать. Просто кричать.

Слухи достигли и ушей короля. Он их жестко подавил. Запретил распускать под страхом смертной казни, и недели не прошло, а троих уже вздернули, и они болтались на виселице.

Но проще разделаться с людьми, чем со слухами. И королева стала замечать, что король уже не так крепко обнимает ее.

Но, может, оттого, что делать это ему становится все труднее и труднее: ее живот снова начал округляться.

В этот раз королева родила девочку, прекрасную, как утренняя заря. Королева взглянула в голубые глазки, впервые открывшиеся навстречу миру, которые были как две капли воды похожи на глаза ее брата, и поостереглась почувствовать себя счастливой. Она не сомневалась, что мать следит за ней, и нанесет дочери очередной визит.

Она не ошиблась.

Самой темной и глубокой ночью появилась Дева Мария. Она стояла ровно на том же месте, что и год назад. Ее рука лежала на колыбели, в которой спал младенец.

– Повинись в своей непокорности. Скажи правду и признайся в грехе. – Дева Мария наклонилась и подняла девочку. – Ты знаешь, что иначе произойдет.

Королева не могла сомкнуть глаз, ожидая прихода матери. Теперь она шагнула к святой деве. Королеве пришла в голову одна мысль, когда она услышала, как горничная называет ее людоедкой. И на этот раз она не стала прятать свой золотой палец, сиявший в лунном свете.

– Люди судачат, что я в сговоре с темными силами, – промолвила королева. Ее голос хрипел, ведь она не пользовалась им долгие годы, но звучал убедительно. Твердо. – Говорят, я ведьма.

– Повинись!

– Только кто из нас ведьма?

– Сознайся же, детка. Скажи, что открыла дверь.

Королева в упор смотрела на мать. Направила на нее золотой палец:

– Я не открывала!

Дева Мария потрясенно глядела на дочь. Она открыла рот, но не издала ни звука. Словно сама внезапно потеряла дар речи.

А затем исчезла вместе с младенцем.

Когда наутро король нашел колыбель пустой, он в ужасе воззрился на супругу.

Вскоре ее взяли под стражу.

В тот же день королева предстала перед судом. Ей предъявили ужасающие обвинения, она же ничего не могла сказать в свое оправдание. Да и не хотела. Этим детей не вернешь.

А раз они не могут вернуться к ней, она отправится к ним.

Королеву приговорили к сожжению на костре, и, когда оглашали приговор, по ее лицу скользнула бледная улыбка.

Все быстро подготовили к казни. Пока королеву привязывали к столбу, она думала о змеиной коже в траве, о ключике, о непостижимом образе в неправдоподобном сиянии.

Языки пламени поднимались вокруг все выше, шипя и извиваясь, подобно змеям, а она в этот миг думала о своем муже. Он подарил ей такое счастье, а она отплатила ему горем, но надеялась, что однажды он узнает правду и простит ее. Но прежде всего… Е[режде всего она думала о своих детях, горячо любимых детях, которых ей не довелось узнать, но она не сомневалась, что если бы снова оказалась перед выбором, снова стояла бы перед запретной дверью, то вновь открыла бы ее и вновь стала бы отрицать свою вину, иначе никогда не познала бы эту жизнь – детей и любовь.

Вот огонь добрался до нее. Огненные языки лизали кожу, и она обугливалась, волосы загорелись, королева чувствовала запах своей потрескивающей плоти. И неизвестно, то ли от боли, то ли от ее собственного упорства, но только дар речи вернулся.

– Да, я открыла ее! – закричала она во весь голос. Королева орала, устремив взгляд в Небеса. – Я открыла ее. Ты слышишь? Я это сделала!

И в тот же миг пошел дождь. Равномерный поток, от которого языки пламени стали съеживаться, и постепенно сошли на нет. Дым взвился к небу черным плотным столбом, словно гигантский канат.

– Моя милая девочка, почему же ты раньше молчала? – спросил мягкий голос рядом с нею. Ее мать. Она держала в объятиях обоих детей и протянула их дочери. – Кто раскаивается, получает прощение.

Веревки на запястьях королевы прогорели, она дрожащими руками приняла детей, прижала к себе.

– Живи счастливо до самой смерти.

Королева даже не заметила, как исчезла Дева Мария. Она смотрела на детей. Видела только их. И думала: «Ты не поняла, мама. Я не раскаиваюсь».

Тут за пеленой густого дыма, скрывавшего ее от толпы, раздались крики:

– Вы слышали, что она сказала!

– Она призналась в своих злодействах!

– Огонь затухает! Она прибегла к колдовству!

– Факелы сюда! Несите факелы!

Секунда – и огонь заполыхал с новой силой. Тихий, почти грустный дождь был не в силах погасить его, но королева даже не пыталась взывать о помощи. Дети были с ней, с ней они будут и по другую сторону. Она была счастлива.

Все скрылось в пламени.

Свет…

Костер догорал. На пустой площади остался один король. Он долго смотрел невидящим взглядом на обугленные останки, проклиная тот день, когда в лесу ему повстречалась ведьма. Вдруг он увидел, что в