бросив на меня взгляд, заставивший поежиться: после его испытаний на себе кураре я подозревал, что в следующий раз, когда его охватит исследовательский кураж, он и мне предложит стать мучеником науки.

С облегчением я наблюдал, как он вынул взъерошенную кошку из коробки, взял ее на руки и нежно погладил, чтобы успокоить, – теперь мы с ним оба были в безопасности. Затем с помощью пипетки он набрал немного жидкости из пробирки. Я пристально наблюдал за ним, когда он позволил маленькой капле упасть в кошачий глаз.

Животное моргнуло, и я наклонился, чтобы рассмотреть его глаз внимательнее.

– Это не повредит кошке, – заявил Кеннеди, – и сможет помочь нам.

Кошачий глаз, казалось, увеличился. Оба глаза пушистого зверька и так блестели при ярком свете, но теперь один из них и вовсе сиял, как сияют кошачьи глаза в темноте под кроватью.

Что это значило? Существовала ли такая вещь, поспешно подумал я, как лекарство от дурного глаза?

– Что ты обнаружил? – поинтересовался я.

– Что-то очень похожее на так называемую траву безумия, полагаю, – медленно ответил мой друг.

– Траву безумия? – эхом повторил я.

– Да. Она похожа на мексиканский толоач и индийский дурман, о которых ты, должно быть, слышал.

Я и правда слышал об этих экзотических наркотиках, но они всегда казались мне частью культур, сильно отличающихся от нашей. И все же, подумал я, что могло помешать появлению чего-либо подобного в таком космополитичном городе, как Нью-Йорк, особенно в случае столь необычном, как тот, который до сих пор ставил в тупик даже Кеннеди?

– Ты знаешь траву Джимсона, или Джеймстауна, как ее часто называют? – продолжил объяснять Крейг. – Она растет почти по всему миру, но особенно распространена в тропиках. Все яды, которыми я занимался, каким-то образом связаны с ней.

– Я нередко видел эту траву на полях, – ответил я, – но никогда не думал, что она так опасна.

– Трава Джимсона на Тихоокеанском побережье в некоторых частях Анд имеет большие белые цветы, которые издают слабый, но неприятный запах. Это безобидное на вид растение с густым клубком из листьев, с грубыми зелеными наростами и трубчатыми цветами. Тот, кто знает его свойства, легко может использовать его для опасных целей.

– Какое это имеет отношение к дурному глазу? – спросил я.

– Никакого, зато имеет прямое отношение к сигаретам, которые курит Уитни, – уверенно продолжил Крейг. – Эти сигареты были начинены наркотиками!

– Наркотиками? – удивленно переспросил я. – Из этой травы безумия, как ты ее называешь?

– Нет, здесь использовался не толоач, – поправил меня Кеннеди. – Я думаю, что это, должно быть, какая-то особенно опасная разновидность травы Джимсона. Возможно, сила ее действия в данном случае заключается в большой концентрации. Например, семена этого растения содержат гораздо более высокий процент яда, чем листья и цветы. Возможно, здесь были использованы как раз семена. Точно я не могу сказать, но в этом и нет никакой необходимости. Сейчас важнее всего сам факт ее использования.

Он взял каплю выделенной жидкости и добавил к ней каплю азотной кислоты, а затем выпарил все это на слабом огне, и от смеси остался слегка желтоватый осадок. Затем он взял с полки над столом бутылку с надписью «Гидроксид калия – спиртовый раствор», открыл ее и позволил капле раствора упасть на этот осадок. Тот мгновенно стал красивого фиолетового цвета, потом быстро окрасился в пурпурный, а затем в темно-красный, после чего полностью исчез.

– Прекрасно… это страмоний, – кивнул Крейг, с удовлетворением глядя на результат своих ночных трудов. – Это называется тест Витали. Да, в этих сигаретах был страмоний и, возможно, следы гиосциамина.

Я постарался напустить на себя умный вид, но в голову пришла единственная мысль: независимо от того, что сейчас выяснила наука, мне хватило инстинкта, чтобы не курить эти сигареты. Хотя, конечно, только наука могла объяснить, что именно вызвало мое инстинктивное отвращение.

– Все они похожи на атропин, мидриатические алкалоиды, – продолжал Крейг тем временем, – которые оказывают на глаза точно такое же воздействие. Стотысячная доля семени повлияла на глаз кошки. Ты видел эффект. Таким образом, это вещество более активно, чем атропин. И ты помнишь, как выглядели глаза Уитни и как Инес сказала, что у ее отца были вытаращенные глаза. Она еще добавила, что порой замечает подобное у Локвуда.

– Помню, – подтвердил я, все еще не в силах отделаться от мысли о дурном глазе. – А как насчет глаз сеньоры? Что делает их такими… ну, эффектными?

– О, – быстро ответил Крейг, – ее зрачки были вполне нормальными, разве ты не заметил? В этом была разница между ней и остальными, потому-то я и начал эти тесты.

– И каков же их результат? – спросил я, гадая, могло ли это вещество внести свой вклад в причину смерти Мендосы.

– Концентрированный яд, который использовался в этих сигаретах, сам по себе не убивает, по крайней мере не убивает напрямую. Но он делает нечто худшее: медленно накапливается в организме и действует на мозг.

Я завороженно слушал рассказ Кеннеди о его открытии. Неудивительно, подумалось мне, что даже закоренелые преступники испытывали благоговейный трепет перед Крейгом.

– Из всех опасностей, с которыми приходится сталкиваться, эти мидриатические алкалоиды относятся к числу худших. Они помогают совершать преступления самого дьявольского характера, которые страшнее преступлений с использованием пистолета или стилета. Они хуже, потому что их так сложно обнаружить. Эти преступления – порождение безумия!

Несмотря на то что эта идея была невероятно ужасной, я не мог сомневаться в ней после всех расследований Крейга и того, что уже видел собственными глазами. Чтобы убедиться в эффекте коварного яда, достаточно было вспомнить слабое ощущение, которое я сам испытал, затянувшись сигаретой Уитни.

– Но почему они не замечают этого? – задумался я. – Разве они не чувствуют, что с ними что-то не в порядке?

– Наверное, они постепенно привыкают к этому ощущению, – предположил Крейг. – Когда человек курит одну конкретную марку сигарет, он, должно быть, не сразу заметит, если производитель постепенно заменит табак на более дешевый сорт.

– Но преступник, подменивший табак, все-таки мог опасаться, что они почувствуют эффект яда и поймут, что дело в сигаретах.

– Возможно, они действительно чувствуют эффект. Но когда дело доходит до отслеживания причин, некоторые люди не хотят признавать, что корнем зла могут быть табак и алкоголь. Кто-то подсунул им эти сигареты, заменив ими обычные заказанные марки. Если ты заметил, и у Уитни, и у Локвуда есть сигареты, которые сделаны специально для них. Как и у Мендосы… Заподозрил ли кто-нибудь из них неладное, я пока сказать не могу. Жаль, что у меня не было времени проследить за этими