Маленькая девочка со шрамами, которые остались после того, как бедуины Моря Песков пытались взять её силой. И если бы не поднятый из небытия не мертвый, но и не живой, потерявший разум и душу — Белый Клык, Последний Король Эрхард, то кто знает, чтобы с ней стало.

Эрия, её мать, лишившаяся сил фейри, вряд ли смогла бы спасти свою ненаглядную.

— Эрия торгует чаем, — Эрхард отзывался о тех, кого он оберегал на протяжении нескольких лет, с большим теплом. — Лита выросла, вышла замуж за трактирщика и теперь готовит самый вкусный эль, который я когда-либо пробовал.

— Это хорошо, — облегченно вздохнул Хаджар. — хорошо, что у них простые, достойные жизни.

— Да, — Эрхард невольно коснулся рукояти меча. — Они заслужили.

Странно, но несмотря на то, насколько высоко забрался сильнейший мечник прошлых эпох по пути развития, его доспехи и меч были “лишь” Императорскими артефактами.

Хотя, возможно, Хаджару так, казалось, лишь потому что он привык к Божественным артефактам настолько же, насколько к листьям к деревьям.

То, что раньше казалось недостижимой роскошью, которая равнялась по ценности Великим Героям, теперь уже… выглядела не так критично, как те же самые Великие Герои.

Да и таким, как Эрхард, скорее всего, было без разницы, что использовать — Божественный Артефакт или Императорский. При подобном количестве силы разница между двумя этими уровнями становиться несущественной.

Что же до артефактов сильнее и могущественнее, чем Божественные, то если такие и существовали, то отыскать их можно было лишь в Чужих Землях или где-нибудь в стране Бессмертных.

И, кстати, Эрхард, судя по всему был достаточно силен, чтобы отправиться туда — в земли, которые до сих пор заставляют Хаджара просыпаться в холодном поту.

— Ты не выглядишь таким уж удивленным моему визиту.

Хаджар вздрогнул.

Эрхард приподнял правую бровь.

— Я не первый, мечник, кто пришел к тебе сюда.

— Не первый, — отрицать очевидного не было никакого смысла. — но, надеюсь, последний.

Эрхард промолчал. Вместо слов он отстегнул ножны и положил их перед собой. После чего взмахнул рукой и на них появилось две пиалы, в которые, вскоре, Последний Король наливал из глиняной бутыли ароматный эль.

Затем, обеими руками взяв пиалу, он протянул её Хаджару. С низким поклоном головы предлагая попробовать напиток.

Так, сейчас, наверное, уже никто не делает. Даже демоны не показывали столь отточенной, но при этом будничной куртуазности.

Все же, Эрхард жил в весьма древние времена. Еще тогда, когда не было региона Белого Дракона и Алого Феникса.

Если задуматься, то его возраст, несмотря на сон, длившийся сотни эпох, был достаточен, чтобы причислить Последнего Короля к Древним.

Все же, он жил еще даже до рождения Пепла — самого могущественного и старейшего из ныне живущих Бессмертных.

— Это действительно лучший эль, — Хаджар облизнул губы и поставил пиалу перед собой. На землю. — который только можно отыскать.

Эрхард чуть улыбнулся и на вздохе протянул:

— Под светом Ирмарил.

— Что?

Хаджар помнил это слово — Ирмарил. Так, раньше, сотни и сотни эпох назад, называли солнце и поклонялись ему, как богу. Богу, который стоял даже над Яшмовый Императором. Но, в отличии от последнего, никогда не вмешивался в дела мирские. Лишь дарил жизнь, в своей неустанной погоне за прекрасной возлюбленной — Миристаль.

— Раньше, в мое время, так говорили — не найти лучше под светом Ирмарила, — Эрхард запрокинул голову и обратил взор к небу. Звезды, несмотря на то что солнце уже поднималось над восточным горным хребтом, название которого Хаджар все забывал выяснить, пока еще светили на черным, ближе к западу, небосклоне. — Когда я очнулся — тогда, у стен Сухашима, первым, что я увидел, Хаджар, было ночное небо.

Хаджар помнил тот вечер, когда они сражались. Если так вообще можно было назвать произошедшее.

— Последнее, что я запомнил перед тем, как оказаться посреди неизвестности — свет Миристаль. Прекрасной Миристаль… Путеводного огня для всех, кто странствует по просторам безымянного мира. И, когда я открыл глаза, её не было. Ничего не было, Хаджар. Я подумал, что оказался в бездне — в другом мире… и только какое-то внутренее ощущение… чувство, живущее вот здесь, — эрхард ударил себя кулаком по груди. — только оно подсказывало, что все еще тот же самый безымянный мир.

Хаджар хотел бы сказать, что понимает, о чем говорит Эрхард. Что и он испытывал подобное.

Хотел.

Но не мог.

Потому что, когда он открыл глаза в этой новой земле, первым, что он увидел, было лицо матери. И тот океан любви, который плескался в её глазах, светил ничуть не хуже, чем некогда прекрасная Миристаль, гулявшая среди звезд.

— Я надеялся, — продолжал последний король. — даже когда ко мне вернулась память, и я вспомнил, как закончился мой земной путь, я надеялся, Хаджар. Надеялся, что оставил потомкам светлый край, живущий свободно и гордо. Но что я узнал… что земли, которые я объединял со своими братьями, проливая кровь и пот, переступая через честь, через совесть, творя ужасные поступки ради одного — общего блага, превратился в руины. Что народ, который мы сковали и сцепили вместе единым целым, — Жрхард сжал пальцы обеих рук в крепкий замок. — теперь разделен. Разделен на семь глупых династий и несметное количество мелких, прозябающих на задворках цивилизации, королевств. И нет ни единого пути, ни одного языка. Где-то голодают, где-то не знают, как обрабатывать металл, в то время как иные — летают среди облаков на, к демонам, кораблях! Но даже не это, Хаджар, самое страшное. Даже не это… не это… заставило меня снова взять меч в руки, после того, как я поклялся, что больше никогда его не обнажу. Нет, Хаджар, вовсе нет. Ярость… гнев… злость — вот что я почувствовал, когда узнал, что свобода и равенство перед законами чести и совести, что светлое завтра, что все, за что мы сражались — у людей отняли. Отняли те, кто присягнул, однажды, на верную дружбу в обмен на право жить на наших землях. Разделять нашу пищу. Идти с нами одним целым под бескрайним небом. И я мог бы жить в миру, Хаджар. Как ты — построить дом. Возделывать землю. Ибо слышит Миристаль, нет столь