Шрифт:
Закладка:
У Антона Семеновича получилось воплотить идею нашего героя: соединить обучение с производством. Значит, эта идея имела право на жизнь.
Исходя из каких принципов Песталоцци подбирал программу обучения?
Обучал всему, что, на его взгляд, может помочь неимущим прожить их жизнь. Момент важный, и, подозреваю, что для нас не очень симпатичный: Песталоцци не предполагал, что дети, которые у него учатся, изменят свое социальное положение. Он готовил бедняков к бедной жизни.
«Конечной целью при воспитании бедных должно быть, наряду с общим воспитанием человека, приспособление их к своему положению. Бедняк должен быть воспитан для бедной жизни (курсив мой. — А. М.), — писал Песталоцци в те годы. И продолжал: — Послушание, податливая скромность, гибкая приспособляемость, навыки в спокойном и умелом исчислении доходов от различных заработков бедняка — вот важнейшие знания, которые должны быть даны ребенку»[62].
Революционные идеи забыты начисто — да и были ли они?
«Послушание, податливая скромность, гибкая приспособляемость…» — как-то не очень красиво звучит, не так ли? А где призывы к борьбе, к справедливости? Остались в «Гельветическом обществе».
Наш герой, когда необходимо, очень старался быть практиком. Если речь шла о конкретных детях, в душе Песталоцци часто побеждал реалист. Он готовит своих учеников не для революции, но для жизни. Обучает разным ремеслам, которые могут помочь заработать в будущем. Дает первоначальные навыки в чтении, письме, арифметике, природоведении (естествознании), — эту науку Песталоцци вообще считал одной из главных, считая, что человек, который понимает природу, непременно разберется и в себе самом, и в окружающем его мире.
Вспоминая уроки Чиффели, Песталоцци преподавал детям азы сельского хозяйства. Для того чтобы обучать в ткацких и прядильных мастерских, нанял трех ткачей и трех прях.
Параллельно детям давали общеобразовательные знания. Времени на то и другое катастрофически не хватало. Ученики пряли и одновременно следили за буквами, которые учитель писал на доске.
В Нейгофе Песталоцци впервые попробовал на практике использовать принципы семейного воспитания для большой группы учеников.
Безусловно, этому способствовало то, что «Учреждение для бедных» открылось в его собственной усадьбе, где привычные стены, а рядом — жена и сын.
По сути, он взял бедных детей в свою семью, как бы «усыновил» их.
Однако, где бы впоследствии ни создавал Песталоцци свои школы, как бы их ни называл — интернаты, учреждения, университеты — в них всегда работал не принцип «воспитатель — воспитуемые», не привычная система координат «учитель — ученики», но человеческие отношения «отец — дети».
В те времена, когда и понятия-то такого не было — «семейная педагогика», великий Песталоцци на практике разрабатывал ее принципы.
Мне кажется, главный принцип семейной педагогики можно сформулировать так: увидел плачущего ребенка — сначала утешь, а уж потом выясняй, что случилось.
Именно так всегда действовал Песталоцци. И воспитанники говорили с ним даже о том, о чем стеснялись вести беседы со своими родителями (у кого они были, конечно). Потому что родителям часто до своих детей не было дела, а у Песталоцци всегда находились слова утешения и поддержки.
Подчеркнем еще раз, поскольку это важно: семейная педагогика возникла в доме, где ее преподаватель жил вместе с женой и сыном. Было абсолютно нормально, что жена и муж вместе занимаются проблемами тридцати семи воспитанников.
Господь (судьба) распорядился так, что семейная педагогика выросла не из абстрактных рассуждений, а в семье ее создателя.
Основной принцип семейной педагогики по Песталоцци: любой человек, вне зависимости от возраста, требует уважительного отношения к себе.
Ах, как точно и печально сказал Януш Корчак: «Уважение и восхищение вызывает большое, то, что занимает много места. Маленький же повседневен, неинтересен. Маленькие люди — маленькие и потребности, радости и печали…»[63]
Именно к такому, в лучшем случае, — незаметному положению привыкли ученики «Учреждения для бедных». За всю жизнь они никогда не видели доброго к себе отношения. Они привыкли к тому, что быть ребенком — дело совсем не радостное. Незаметному маленькому человеку, на которого давит большая жизнь, не может быть легко.
Главное, что давал Песталоцци этим детям, — сочувствие. Сначала утешал, а уж потом выяснял причину слез. Он изучал своих питомцев, стараясь каждому подобрать то занятие, которое тому по душе. Постоянно разговаривал с ними. Брошенные судьбой в бурный океан жизни, дети вдруг начинали понимать, что они — люди, что ими могут интересоваться, что они — сами! — могут что-то создавать, что-то делать.
Это был совершенно новый опыт для этих ребят. Никто и никогда к ним так не относился.
Опыт доброго и серьезного отношения к самим себе — наверное, главное, что давал Песталоцци своим ученикам: отец — своим детям.
Это, собственно говоря, и есть семейное воспитание.
Однажды Песталоцци увидел, как двое мальчишек затеяли драку в коридоре, а еще пять «зрителей» стояли вокруг и азартно наблюдали за происходящим.
Как поступают в таком случае большинство педагогов? Останавливают драку и приступают к процедуре наказания.
Что сделал Песталоцци?
Около часа, забросив другие дела, он терпеливо, стараясь не ругаться, выяснял, почему возникла драка; объяснял, почему бить человека по лицу — последнее дело, и почему совсем уж не хорошо смотреть, как дерутся другие люди, даже не пытаясь их разнять.
Нам неизвестно, как мальчишки отреагировали на этот воспитательный процесс. Хочется верить, что урок не прошел для них даром.
Но обращаю ваше внимание: тому, что Песталоцци называл «воспитанием сердца», он уделял не меньше внимания, чем получению навыков и знаний.
Не случайно во всех своих учебных учреждениях — в том числе, разумеется, и в Нейгофе — Песталоцци сам подбирал книги, по которым будут учиться читать его воспитанники и которые должны увлечь тех, кто читать уже научился. Экономя практически на всем, он старался не жалеть денег на книги.
«Как на колючках не растут фиги, а на чертополохе не родится виноград, так не принесет плодов любви одностороннее умственное образование, оторванное от воспитания сердца»[64] — такова его позиция.
В Нейгофе (да и потом) Песталоцци не занимался просто обучением наукам или ремеслам, хотя уделял им большое внимание, готовя воспитанников к бедной жизни.
Воспитание сердца, воспитание человеческих качеств всегда было для него принципиально важно.
Но вот — еще одна цитата из записок нашего героя. Не опровергает ли она то, что мы только что сказали?
«Мир полон бараньих голов, — гневно замечает наш герой, — несомненно благодаря той глупости, с которой оторвали детей
