Джузеппина сидела в сгущающейся вечерней тьме на лавке своего поросшего мхами и сорняками сада. Тишину нарушали только шелест листвы, мухи и комары. Жить ей не хотелось вовсе.

Глава 7

За окнами знаменитого на весь Милан салона Кларины Маффеи кружился густой январский снег. Каждую среду здесь собиралась наидостойнейшая светская публика, чтобы провести время в содержательных и не очень беседах, играх в карты, дегустации вин, поэтических декламациях и музицировании.

Велись дискуссии и политические. Салон славился тем, что здесь собирались представители круга интеллигенции, чей патриотизм и симпатии к идее объединения Италии были на грани дозволенного правящим режимом. Иногда жаркие споры о будущем родной земли длились часами.

Пожалуй, из всех модных заведений, которые Джузеппе приходилось посещать в последние месяцы, салон Кларины вызывал у него наибольшую приязнь. Жеманства, конечно, и здесь было достаточно, но в разговорах гостей оно играло роль скорее необходимого условия, чем спортивного соревнования. А потому беседы видных деятелей творческих, политических и деловых кругов в большинстве своем вызывали у Джузеппе искренний интерес. К тому же знакомства, которые заводились на вечерах графини, как правило, оказывались самыми перспективными.

Сегодня в камерном фортепианном зале салона был устроен небольшой концерт. Маэстро аккомпанировал блистательной Эрминии Фреццолини, юной красавице, что вот уже четыре месяца виртуозно исполняла роль Абигайль в новом сезоне триумфального «Набукко». Густым проникновенным сопрано она пела La Seduzione – песню для фортепиано и голоса, сочиненную маэстро Верди по просьбе графини Маффеи специально для этого вечера.

Самоуверенность в осанке, дорогой и элегантный фрак, легкое высокомерие во взгляде. Маэстро было не узнать. Провинциальные корни и отсутствие должного образования проявлялись во многом, что делал Джузеппе до конца его дней, но сейчас любой увидел бы в нем респектабельного аристократа.

Пока его пальцы порхали по клавишам инструмента, Верди время от времени обменивался взглядами с графиней Аппиани, которая сидела в первом ряду на одном из выстроенных полукругом стульев. За руку графиню держал ее супруг – утомленный жизнью буржуа лет шестидесяти в очень дорогом наряде. Однако Аппиани, нисколько не смущаясь этого, бросала на маэстро откровенно кокетливые взгляды.

Бартоломео Мерелли в компании супруги тоже сидел в первом ряду. Взглядом он откровенно флиртовал с исполнявшей сладострастный романс Эрминией, которая в свою очередь не спускала с импресарио полных восхищения глаз. Наблюдая за этим, синьора Мерелли морщилась с усталостью и равнодушием.

В списке приглашенных сегодня были около пятидесяти человек. Все они сидели на импровизированных театральных рядах. Все, не считая Темистокле Солеры, который остался в соседней комнате, где все уже было готово к намечавшемуся после концерта фуршету, и о чем-то жарко шептался с симпатичной горничной.

Когда концерт был окончен, гости разбрелись по разным залам салона. Некоторые наслаждались добротной сигарой и игрой в вист, другие – неспешными разговорами за вином и закусками. Маэстро Верди все еще стоял у рояля с бокалом игристого в компании хозяйки салона, импресарио Мерелли, графини Аппиани и появившегося из ниоткуда Темистокле.

– Мой дорогой Мерелли, ваше видение гениально, – проговорила Кларина Маффеи так будто каждое ее слово ценнее рыцарского титула, – Вчера я в который раз убедилась, что новый актерский состав «Набукко», как бы невероятно это ни звучало, превосходит премьерный!

Солера мельком взглянул на Джузеппе, но тот не выказал ничего, кроме учтивого безразличия.

– В этом сезоне мы планируем не менее пятидесяти спектаклей, – не без гордости заметил импресарио.

– Невероятно, но не удивительно, – улыбнулась графиня Аппиани, посмотрев на Джузеппе, и тот ответил ей лукавым взглядом.

– Расскажите о предстоящей премьере, маэстро, – обратилась Маффеи к Верди с неподдельным интересом, – Я слышала, что «Ломбардцы» станут манифестом гражданской миссии итальянской оперы!

– Если публика хочет найти в опере нечто большее, чем сама музыка… – Джузеппе старался звучать учтиво, но все равно выходило немного грубо, – Это не означает, что мое видение совпадает со зрительским.

Кларина удивленно вздернула брови и взглянула на Мерелли. Тот усмехнулся.

– Мы ведем беспощадную войну с цензурой, возглавляемой самим начальником полиции и лично кардиналом, – пожал плечами импресарио.

Судьба оперы действительно висела на волоске. Рожденная чуть менее, чем за полгода не очень воодушевленной, но крайне кропотливой работы, она вызвала бурное недовольство миланского епископа, кардинала Гайсрука, который усмотрел в целом ряде сцен высмеивание церковных обрядов. Гайсрук лично подал прошение в полицию с целью запретить выход оперы на сцену.

Разумеется, все действующие лица этого инцидента понимали, что хронология событий была несколько иной, а причина и следствие поменялись местами. И тем не менее, Мерелли, Солера и Верди вынуждены были проводить часы в переговорах с цензурой, которые «топтались на месте» вот уже несколько недель.

Отягчающим обстоятельством было полное отсутствие у Джузеппе хитроумия, дополняемое ребяческим упрямством и нежеланием идти на уступки. У цензуры не было задачи найти способ, чтобы разрешить постановку. Верди зачастую неосознанно играл на стороне противника. Так что Солера и Мерелли демонстрировали чудеса находчивости и изворотливости, хотя бы потому, что окончательного решения по ее запрету пока принято не было.

– И как дела на рубежах обороны? – осведомилась Аппиани.

– Я бы сказал, что судьба оперы иронически близка к судьбе оплакиваемых в ней ломбардцев, – с угрюмым сарказмом заметил Солера.

Кларина и Мерелли вновь переглянулись, и графиня перевела разговор на другую тему.

Проведя еще какое-то время в светских беседах, Джузеппе вновь устал от людей. Широкий балкон салона, на который он вышел, был достаточно просторен, чтобы летом на нем устраивались званые обеды до сорока персон. Зимой это была просто пустая терраса с прекрасным видом на город. Оказавшись в ночной тишине, маэстро глубоко вдохнул морозный воздух. Ему хотелось побыть одному, полюбоваться на падающий снег, послушать отголоски засыпающего Милана.

Он направился к балюстраде, и лишь пройдя больше половины пути, увидел графиню Аппиани. Закутавшись в шаль из белой ангоры, она стояла у ограждения и задумчиво смотрела куда-то в небо. Шелк ее платья отливал металлическим блеском, отражая огни зала. Волны мягкой шерсти ласкали идеальные линии ее изящной фигуры. В белокурых волосах мерцали снежинки.

Джузеппе остановился на несколько мгновений за ее спиной, просто чтобы полюбоваться картиной. «Будь я скульптором, то вдохновения от этого зрелища хватило бы на пару лет» – подумал он и направился к ней.

– Графиня… – почтительно кивнув, произнес Верди, когда подошел.

– Маэстро Верди, – Аппиани посмотрела на него и вновь устремила взгляд куда-то вдаль.

Судя по красному носику молодой красотки, она провела на морозе уже