— Здравствуйте,— обратился кменяле я.

Онудивленно наменя посмотрел исразу сказал, думая, что ястащил дома драгоценности:

— Малой, вали домой иположи золотишко наместо, пока мамка или бабушка неспохватилась.

Надо же, какой честный меняла! Или онпросто нехочет разборок? Япоспешил его успокоить:

— Почем сегодня доллар?

— Девятьсот сорок рублей,— ответил он.— Тебе зачем?

— Решил инвестировать ввалюту,— проговорил я, ивидя, как круглеют глаза валютчика, пожал плечами:— Инфляция бешеная.

— Хм,— только ивыдавил изсебя он.— Люблю умных. Тебе задевятьсот продам. Себе вубыток.

— Ойдакогда высебе вубыток работали! Покупаете, небось, завосемьсот.

Онснова хмыкнул, аяпродолжил:

— Короче, продашь мне сегодня задевятьсот? Слово сдержишь?

— Дахоть сейчас.

— Уменя пока нету. Новечером приду. Спасибо!

— Ятут допяти,— крикнул меняла мне вдогонку.

Или показалось, или насамом деле онмне симпатизировал. Нет, скорее происходящее его развлекало. Проходя через парк, язаметил пожилую цыганку, держащую заруку худенькую растерянную девушку, укоторой были золотые серьги, цепочка икольцо. Картина маслом «Удав икролик». Интуиция подсказала, что эта девочка неотобьется, яподбежал кним ивоскликнул:

— Лена! Тычто тут устроила, там отец заждался. Идем, атохана нам!

Цыганка неспешила выпускать руку девушки изсвоей иссушенной лапки, иязамахнулся нанее:

— Анукыш отмоей сестры, ворона тыстарая!

Конечно, янеударил быстаруху, ноприем сработал— цыганка отшатнулась, изрыгая проклятья, аяповолок девушку дальше, бормоча:

— Сдурела? Она жлапши навешает иобдерет тебя как липку.

Девушка некоторое время молчала, апотом спросила:

— Откуда тызнаешь, как меня зовут?

Убедившись, что опасность миновала, яразжал пальцы.

— Аянезнал. Угадал. Лена, Наташа или Аня, остальных— сгулькин нос.

— Спасибо,— сказала она, продолжая идти рядом.— Аты, значит, Саша. Вмоем городке вкаждом дворе есть Саша, атоидвое. ИНаташи, да. АнаЛен тынаговариваешь!

Наверное, наевшись однообразием, тесамые Лены иНаташи начнут извращаться сименами дочерей, ивначале двухтысячных девочки всадиках ишколах разделятся надва лагеря: Дарьи иАглаи против сонмища эльфиек. Нитебе Оли, нитебе Леночки.

— Бывай!— ямахнул рукой ипошел дальше, необорачиваясь.

— Ядолжна знать имя своего спасителя!— крикнула она вдогонку.

— Павел.— Явсе-таки обернулся ипомахал ей.

Странная. Как издругого мира. Глазища эти огромные зеленющие иволосы русые, будто невесомые, исама— тростинка. Точно, она напоминает побег тростника спышной шапкой пушистых волос. Сколько ейлет? Точно больше шестнадцати. Или нет? Неразбираюсь яввозрасте детей.

Возле морвокзала уже кипела торговля, япоспешил намол исрадостью обнаружил рыбаков, таскающих полные подвесы. Пошла, родимая! Яприбавил шагу, побежал, радуясь еще итому, что голова неболит. Авон иНаташка, арядом сней кто рыбачит— Илья? Похоже нато. ИЛеонид Эдуардович, его отец. Заметил меня, мужчина встал, помахал рукой.

Явзобрался навторой ярус мола, ответил нарукопожатье. Леонид Эдуардович протянул мне откупоренную стеклянную бутылку «колы». Янабегался, изахотелось пить, потому сперва приложился кгорлышку итолько потом сообразил, что онмне только что преподнес шикарный подарок. Спохватившись, уставился наэтикетку, заставил себя просиять:

— Ухты— настоящая! Спасибо! Натка?— Япротянул сестре бутылку.

Сестра как раз сняла скрючков очередную партию рыб, срадостью приняла лакомство заморское ипринялась пить неторопясь, маленькими глотками, иногда прерываясь иглядя наэтикетку.

— Спасибо!— Она кивнула мне, Леониду Эдуардовичу, оставила немного колы ипродолжила рыбачить.

— Круговорот «спасибо» вприроде,— задумчиво проговорил отец моего лучшего друга.— Если кто идолжен повторять это непрестанно, так это я.Они собирались вынести даже одежду, даже подушки, неговоря опрочих ценностях. Иденьги, которые яИлье научебу откладываю, ведь просто так сейчас непоступить.

— Ивваш институт?— уточнил я.

Онмахнул рукой.

— Яхочу, чтобы онпоступал вМоскву.

Авитоге Илья пойдет сомной навоенного. Пошел бы. Теперь— конечно нет.

— Ноэто неважно. Важно то, что тысделал. Мне Роза, соседка, откоторой тызвонил, все рассказала. Ипро то, как тысголыми руками навора пошел, иотом, как просил ееприсмотреть замилиционерами. Тырисковал, хотя мог этого неделать.

Онсмолк, словно ожидая какого-то ответа, ияпроцитировал то, что давно крутилось наязыке:

— Мне наплечи кидается век-волкодав, ноневолк япокрови своей. Илья мой единственный друг, онмне ближе, чем родители. Как брат. Иуверен, что Илья сделал быради меня тожесамое.

Леонид Эдуардович зажмурился ипотер переносицу, отвернулся, нояуспел заметить, как заблестели его глаза.

— Яхочу отблагодарить тебя,— проговорил онсевшим голосом.

— Придет время, ияпопрошу увас денег взаймы, если сам невыкручусь. Ненавсегда— свозвратом. Асейчас яблагодарен вам заИлью. Без него мне пришлось быкуда труднее.

— Очень рад, что умоего сына такой друг,— улыбнулся он.— Снасти оставь себе, они тебе нужнее. Это самое малое, что ямогу для тебя сделать.— Онподнялся ипомахал рукой:— Нихвоста, ничешуи!

Ктому моменту Илья иНаташа наловили пополведра. Когда Леонид Эдуардович удалился, ясгрузил улов водно иотправился торговать наостановку, прихватив сестру— неодному жемне зазывалой работать? Даинаучить еенадо. Пока шел мимо торговцев, начал нахваливать рыбку ипопути накалядовал пятьсот рублей. Даплюс тысячу пятьсот заполтора часа наостановке.

Вернувшись, сменил сестру наудочке, хотя она сопротивлялась, иИлья уступил ейсвою, удочки ведь теперь наши.

Кчетырем вечера унас было подве тысячи накаждого. Даплюс тетри, что язаработал раньше— как раз пять долларов получалось! Теперь пора идти кменяле. Время такое, что если тымал ислаб, большой процент вероятности, что тебя кинут или обворуют— что тыможешь противопоставить грубой силе?

Номне почему-то казалось, что тот меняла нормальный парень.

Яразровнял смятые купюры, еще раз ихпересчитал ипобежал квалютчику, пока оннеушел.

Наместо яприбежал вполпятого. Меняла узнал меня, помахал издали, жестом подозвал ксебе иподмигнул.

— Курс, между прочим, уже девятьсот шестьдесят, нояслово держу. Тебе сколько?

— Пять,— сказал я.— Больше незаработал.

— Тыпокарманам, что ли, шуршишь?— спросил меняла исоблаговолил представиться:— Кстати, ятоже Павел.