— Яеезазелень спрятала,— призналась сестрица.— Вбольшой семье клювом неклац-клац.

Вообще-то воригинале не«клювом», носути это неменяет. Янашел колбасу испросил усестры:

— Будешь?

Она помотала головой.

— Нелезет.

Вытащила из-под кресла отвратительный кофе, который подарили Каретниковы, поставила чайник нагаз, итут вырубили свет. Холодильник зарычал, трепыхнулся иутих. Воцарился полумрак.

Выпив бодяги ивроде взбодрившись, мысоорудили бутерброды сколбасой вдорогу, взяли удочки, накинули куртки— поутрам было холодно, ипар валил изо рта— инаавтобусе, который отправлялся вшесть сорок, поехали намол, хотя ранний подъем был необязателен. Ставрида— странная, она может неловиться утром или назакате, как нормальная рыба, нопереть вобед, апотом вдруг исчезнуть напару дней.

Нас сНаташей нарассвете подняли жадность иазарт. УНаташки впервые появилось столько денег наруках, она даже свидание перенесла навечер: жадность поборола любовь. Так глядишь иотойдет Владик навторой план.

Нанабережной было пустынно. Процокала когтям собака поасфальту. Прожужжал дед намопеде, судя поудочкам— наш конкурент. Привычно фоном гудел порт. Закрывая горы, квыходу избухты медленно двигался гигантский сухогруз, буксиры наего фоне смотрелись резиновыми утятами.

Мой родной город, как жея, оказывается, скучал!

Далеко помолу мыуходить нестали, каждый собрал свою удочку, ияпозволил Наташке первой сделать заброс. Затрещала катушка, груз плюхнулся вводу. Сосчитав вслух досеми, чтобы незацепиться задно, она принялась сматывать леску, пожаловалась:

— Ничего, прикинь?

Язакинул груз максимально далеко, позволил ему немного опуститься. Подтянул— отпустил, подтянул— отпустил иконстатировал:

— Иуменя пусто. Идем искать.

Мыпрошли весь мол, вернулись насвое первое место, иНаташка наконец поймала… окуня! Который клюнул, видимо, наостатки ставриды.

— Привал,— сказал я.— Завтракаем.

Ясел накартонку исвесил ноги, наблюдая, как сползаются наплощадь торгаши, волокут огромные сумки, иажсюда доносится голос зазывалы:

— Кофе черный исосгущенкой! Чай. Пирожки горячие!

Наташка ажшею вытянула ижевать перестала, прошептала снабитым ртом:

— Ко-офе. Сосгущенкой. Настоящий.

Хотелось сказать, что настоящий— это турецкий заварной, ноникак нерастворимый, нояпонимал, что для нее тот кофе, как для меня… Ядаже незнаю, какая еда вызвала быуменя такой трепет. Никакая. Нояпомнил, как, будучи голодным студентом, заглядывал ввыставленные наулицу меню ресторанов имечтал, как когда-нибудь смогу пригласить девушку, заказать ейбутылку шампанского сморепродуктами, имне непридется наэто месяц копить. Вотличие отменя, мой единственный сын, которого благоверная увезла вТурцию, когда ему еще пяти лет небыло, никогда инивчем незнал нужды, как почти все дети, рожденные после нулевых.

Интересно, Турция тоже сгорела вогне войны? ААвстралия?

—Карауль место, ясейчас,— сказал яНаташке.

— Тыкуда?

— Грузики кончаются, надо прикупить,— соврал я, асам рванул кпродавщице кофе.

Купил унее кофе сосгущенкой вбумажном стаканчике иосторожно, чтобы нерасплескать, понес сестре. О, восторг вееглазах точно стоил этих несчастных ста рублей! Акогда она пить начала, вообще лицо делала, как при оргазме. Видел быеесейчас Владик, точно подумал бы, что что-то делает нетак.

— Тебя Влад вкафе, что ли, неводит?— спросил я.

— Водил пару раз пирожные есть. Ивкино,— сгордостью произнесла она.— И… впивную. Восновном туда.

«Вот говнюк»,— подумал яивспомнил про валютчиков.

Интересно, наместе лиони? Сейчас часов девять, должны прийти. Заодно икурс доллара крублю узнаю. Мошенники вряд липопытаются меня кинуть ажнапять долларов!

— Янарынок сейчас сгоняю, разведаю, что там икак. Тыпока будь напосту— вдруг рыба пойдет.

— Рынок жедалеко! Это час!— возмутилась Наташка.

— Так надо,— припечатал яирванул кцели познакомым-незнакомым улицам.

Иногда яостанавливался, предаваясь воспоминаниям, потом ускорялся. Смысл ностальгировать, когда это теперь моя реальность, ееникто уменя незаберет. Петляя дворами, япоражался разрухе иаляповатости, тому, что все торговали всем, дороги изобиловали «москвичами» и«копейками», «волга-24», авредкие иномарки тыкали пальцами, как вприземлившийся НЛО.

Наподходе крынку яобогнул стаю цыган, загонявшую двух хорошо одетых студенток, постоял подумал ирешил, что эти— зубастые, отобьются.

Рынок только-только оживал. Торговцы сползались нарабочие места, все пространство вокруг обнесенной забором территории, включая обочины, было залеплено машинами— восновном «москвичами». Гул стоял, как вулье сгигантскими пчелами.

Рынок грохотал илязгал, словно клацали гигантские челюсти. Подтверждая мою кровожадную фантазию, заорала женщина. Вдругом конце кто-то выматерился скавказским акцентом. Рядом сомной остановилась тетка, похожая нафрекен Бок. Отнее так тянуло жареным, что было нетрудно догадаться, что она несет вклетчатых сумках.

Изредка встречались ипервые покупатели. Еще немного— изабурлит, оживет рынок, истанет непротолкнуться. Выйдут напрогулку щипачи. Наперсточники засядут недалеко отавтовокзала.

Вспомнилась телепередача, как дельфины, мелкие акулы ипрочие хищники поедают скумбрию. Рыба мельтешит, сбившись вкучу, исперва стая огромна, потом становится меньше, меньше… Вконце концов тех рыб, что прятались всередине стаи инауровне инстинктов рассчитывали, что пронесет, витоге все равно съедали, но— последними.

Так итут: покупатель— низшее звено пищевой цепи, которого все норовят щипнуть. Ащипнуть-то инечего: народ нищ иголоден, только сотрудники порта ижируют, ноподи туда устройся! Акогда появится что ународа забрать, отъем монополизирует иузаконит государство.

Ая— что? Ядаже неполноценная скумбрия, так, малек, накоторого крупные хищники долго небудут обращать внимания. Как невоспользоваться таким подарком судьбы?

Сколотить состояние вдевяностых— это пройти поканату над пропастью, кишащей крокодилами. Нояпримерно знаю, где кого будут прессовать икакие есть области, куда никто несуется, потому что просто ихневидит. Зато вижу я.

Яостановился, вспоминая, где что нарынке расположено. Поидее, валютчики должны быть уцентрального входа. Янаправился туда ивскоре увидел молодого франта вчерных брюках ичерной рубашке согромной золотой цепью поверх нее. Вруке ондержал пачку рублей, вдругой— табличку снадписью: «S, золото». Этого, конечно, щипачи нетронут, унего все схвачено.

Нагастролера тоже непохож. Вон, подошел кнему мужик, попытался продать кольцо, передумал иретировался, ссутулившись. Потом, оставив баулы встороне, молодая женщина подошла завалютой. Ясно, раз торговцы кнему обращаются, значит свой, можно сним дело иметь.