грехи ради любви. Я не смогу быть прежним человеком если Эстер отвергнет меня. Так позволь мне вопреки воле моего отца – католического священника и вопреки воле моего дяди Хуана – кардинального священника, члена ордена доминиканцев, перейти в её веру если она пожелает того. Ведь не будет никакого греха в том, что я буду молиться твоему отцу – богу еврейскому. Я готов на все ради Эстер! Я готов отречься от титулов, о которых, мечтая, рассказывал мне мой любимый дядя Хуан. От богатств и почестей, о которых рассказывал мой отец. Которые достались бы мне в будущем, в случае если бы я всегда придерживался их наставлений. Почто мне почести и богатства без счастья? Я готов на любые лишения ради любви. Я готов отречься от любых благ и убежать с Эстер из дома если она будет согласна убежать вместе со мной. Завтра, когда она выйдет ко мне, чтобы объясниться, я открою ей свою душу. И если она откажется от тайных встреч по причине страха или непослушания перед своим отцом, то я предложу ей бегство со мной. Так соверши же чудо и не откажи в милости, и повлияй на ее душу. И внуши ей – нет ничего в этом греховного, если она станет скрытно встречаться со мной. И внуши ей – нет ничего в этом греховного, если она согласится бежать со мной. Так же господь перед образом сына твоего Иисуса, даю клятвенный обет не употреблять свиного мяса и другую нечистую пищу, которую ты запретил употреблять народу своему еврейскому. Ведь нет в этом никакого греха, господи. Надоумь меня господь какие ещё лишения принять мне ради того, чтобы ты узрел какова сила моей преданности к тебе и какова сила моей любви к Эстер. Я могу, для того чтобы добиться расположения и любви Эстер, отказаться от многих других прихотей. Только вразуми меня и помоги мне, и ты узришь на что я способен. Аминь.".

Полудрёмные воспоминания новоизбранного настоятеля монастыря неожиданно были прерваны раскатистым громом. Это знак от всевышнего, приветствующего меня за заслуженно пожалованный духовный сан – подумал Томас. Перекрестившись и прошептав благодарение господу, он повернулся на другой бок и снова закрыл глаза, пытаясь уснуть.

На следующий день после учебы Томас поспешил на лужайку, где была назначена встреча. Короткий путь к дому Эстер лежал через улицы, где жили мавританцы. Обычно Томас старался обходить эти улицы опасаясь местных. Мавританцы подростки были очень агрессивны. Они собирались группами в разных частях мавританских улиц и завидев жертву – одинокого мальчика католика, они неожиданно появлялись ниоткуда и окружив свою жертву издевались над ним. Такое произошло с Томасом дважды. В первый раз они стали его унижать, называя бледно-жопым католиком. И один из них босоногий мавританец потребовал снять ботинки и отдать ему по-хорошему, если не хочет, чтобы его до смерти избили. Напуганный Томас выполнил его требование.

Второй раз другая группа оборванцев напали на него и стали пинать его в кругу. За что, за что? – кричал Томас отскакивая как футбольный мяч то одного, то от другого мавританца. Один из них который был на голову выше остальных, стал выкрикивать при каждом пинке – "За то, что вы забрали наши земли! За то что вы притесняете нас! За то что вы испоганили наши земли свиным навозом! Придет время, и мы всех вас свиноедов сбросим в море и заберем наши земли обратно". Когда Томасу удалось вырваться из круга, тот же главарь крикнул ему вдогонку: "Еще раз увидим тебя на моей улице, убьем!".

Оказавшись на безопасном расстоянии Томас крикнул ему в ответ, обращаясь ко всем – "Что десятеро на одного? Только на это вы способны? Такие трусы никогда не смогут завоевать землю! А придет мое время я не стану поганить морскую воду, а буду выжигать огнем вас с этой земли так, чтобы и духу вашего здесь не осталось".

После этих случаев Томас на всю жизнь возненавидел всех мавританцев и поклялся самому себе мстить им всю жизнь. И даже однажды очень скоро отыгрался на одном подростке, которого случайно повстречал поздно вечером на своей улице. Томас стал избивать его пока тот не упал наземь. Уходя, он крикнул захлебывающемуся в собственной крови бедняге – еще раз увижу тебя черножопый мавр на моей улице, убью.

Итак, чтобы не опоздать на свидание, Томас в этот раз решил рискнуть. Озираясь, он побежал бегом по улицам. В одном закутке он заметил сборище молодых мавританцев, но, к счастью, там же он увидел взрослых прохожих в кипах и с длинными пейсами[63] за ушами. При посторонних свидетелях обычно мавританцы никогда не учиняли хулиганские действия. Поэтому Томас прошел опасный участок улицы рядом с иудеями. Оставив позади себя тернистую местность, Томас, отдышавшись, пошел дальше быстрым шагом и пришел заблаговременно.

Вскоре подъехала карета. Эстер вышла из нее и когда карета скрылась из виду, решительно со строгим выражением на лице поспешно направилась к Томасу. Но когда она увидела несчастное бледное лицо Томаса ее строгий решительный лик моментально сменился на растерянный. И у нее тут же вылетела из головы приготовленная речь об отказе в дружбе.

Что с вами Томас? —сострадательно спросила Эстер.

– Простите меня Эстер, – сдавленным голосом произнес Томас. Но невольно я явился свидетелем беседы вашего отца с вами. Клянусь вам это вышло случайно. Я просто не хотел навлечь на вас его подозрения и спрятался за ограду под окном, когда он подошел к окну. А потом в комнату зашли вы, но уже было поздно оставить укрытие так как он мог заметить меня отходящим от вашей ограды и это могло бы вызвать у него большее подозрение.

– Успокойтесь Томас. Я верю и понимаю, что это случилось непреднамеренно. Но это обстоятельство облегчает дело, и я вам не должна объяснять почему мы…

– Молю вас Эстер, ни говорите больше ни слова пока я не откроюсь вам – взмолился Томас со слезами на глазах. Я знаю, что вы решили ответить мне отказом в наших дружеских встречах. Но я хочу сперва чтобы вы осознали, что моё предложение к вам дружить на самом деле не было просто желанием. Когда я увидел вас несколько месяцев назад я почувствовал такое сильное влечение к вам которое невозможно объяснить. Но день за днем следуя за вами, я стал понимать, что это не просто влечение. Это было что-то свыше. Что-то предначертано судьбою – всевышним. Потом я понял, что эта страсть