– Ты думаешь, я могу быть потомком какой-то другой линии? Или… или перевертышем? – В моей голове разом возникли тысячи мыслей. – Я не могу менять облик. То есть я не пробовала. Стоит попробовать? – Я наморщила нос. – Наверное, не стоит. При моей-то удачливости в новом облике я окажусь крысищем.

Меня передернуло. Крысищи – это крысы размером с небольшого медведя.

Киеран глазел на меня, изогнув губы.

– У тебя очень избирательная память. Я сказал, что большинство могут менять облик, но не все. И крайне сомнительно, что на такое будет способен потомок перевертыша даже в первом поколении.

– Прости, я застряла именно на смене облика. А что могут делать остальные? Те, которые не превращаются?

– Некоторые обладают обостренным восприятием – психическими способностями. Как у представителей первичной линии.

– Вроде… способности предсказывать будущее или знать что-то о людях?

Он кивнул.

Я сразу вспомнила женщину из «Красной жемчужины». Она знала слишком много для человека, впервые меня увидевшего, и я тогда решила, что она ясновидящая, но более вероятно, что она работала на Кастила. И она сказала кое-что. Нечто странное и совершенно бессмысленное. Что это значило?

«Ты подобна второй дочери, но в другом».

Не имела ли она в виду… второе поколение?

Как бы то ни было, учитывая мои способности, разумно предположить, что я происхожу из такой линии. Умение улавливать чужие чувства – это как раз обостренное восприятие.

– А что насчет других линий? – поинтересовалась я. – Тех, которые вымерли?

– Они…

Киеран внезапно повернул голову к двери. Я проследила за его взглядом. Сначала коридор был пуст, но спустя несколько секунд появился он.

Когда я увидела Кастила, мой следующий вдох застрял где-то в груди. Раздосадованная такой реакцией и в то же время благоговея от того, что подобный физический отклик может возникнуть просто при виде человека, я не могла не признать, что он великолепен в черных брюках и тунике, с тяжелым, подбитым мехом плащом на плечах. Когда он зашагал вперед, плащ распахнулся, открыв оба его коротких меча в ножнах, вплотную прижатых к бокам. Их смертоносные острия отвернуты в сторону от рук, а зазубренные лезвия плашмя прислонились к бокам. Растрепанные ветром волосы откинуты назад, подчеркивая линии скул.

Кастил сделал всего пару шагов по пиршественному залу и сразу повернул к нам. Его взгляд с безошибочной точностью поймал мой. Пространство между нами словно сократилось. Мое сердце заколотилось, а кожа вспыхнула.

Я не заметила, как заснула сегодня утром, зато прекрасно помню ощущения от его руки, обвившей мою талию, от его груди всего в нескольких дюймах от моей спины. Это особенное переживание, и оно казалось бы чудесным… при иных обстоятельствах.

При иных обстоятельствах я бы с радостью предвкушала множество ночей и пробуждений, которые наверняка ждали бы нас. По мне прокатилась острая волна желания.

Кастил приподнял уголки губ. Если бы он находился ближе, то я увидела бы ямочку на правой щеке. Он словно догадался, куда зашли мои мысли. Я оторвала от него взгляд, и меня осенило: Кастил знает.

Я повернулась к Киерану и спросила, понизив голос:

– Он может каким-то образом ощущать… что я чувствую? Не так, как могу я, а иным способом?

Вольвен склонил ко мне голову, его темные брови сдвинулись и опять разошлись, а на губах заиграла легкая насмешка.

О нет.

Я напряглась, инстинктивно понимая, что ответ мне не понравится.

– Атлантианцы первичной линии обладают обостренными органами чувств, – объяснил он. – Зрение у них такое, что смертные даже представить не могут. Они способны ясно видеть даже в самые темные ночные часы.

Это я уже знала.

– Вкус и обоняние у них тоже обострены. – Его ухмылка стала шире. – Они чуют уникальный запах каждого и по нему многое могут сказать о человеке и его теле – где он был, что недавно ел, с кем тесно общался.

Я начала с облегчением переводить дух. Все это не так уж плохо…

– В определенных ситуациях атлантианец может определить, что человек болен, или ранен, или же наоборот. Например, что человек… – Он помолчал. – Возбужден.

Именно этого я и боялась.

Кастил может чуять по запаху возбуждение?

Каждую клеточку моего тела затопил жар. Я наверняка покраснела, как листва в Кровавом лесу. О боги! Вот почему он всегда словно бы точно знал, что я лгу, когда речь шла о моем влечении к нему. Но может ли он чувствовать это на расстоянии? В этом я сомневаюсь.

– Как такое возможно?

– У каждого есть уникальный запах. В определенное время он может усиливаться. Особенно когда человек возбужден.

– Перестань повторять это слово, – прошептала я.

– Почему? В этом нет ничего постыдного, – ответил Киеран. – Возможно, это одна из самых естественных вещей на свете.

Естественная или нет, но я теперь на своей шкуре ощутила, каково это – знать, что кто-то может быть посвящен в такие интимные дела. На меня словно стол опрокинули. Я взяла чашку и глотнула сладкий сок.

– Более острое обоняние только у вольвенов, оно позволят нам выслеживать на более далекие расстояния, – добавил Киеран. – И мы дольше чуем остатки запаха.

Я чуть не поперхнулась соком.

Я живо и во всех подробностях вспомнила ночь в Кровавом лесу. Киеран стоял на страже, пока Кастил… пока он помогал мне заснуть. Я тогда полагала, что Киеран слишком далеко, ничего не видит, не слышит и не чует.

Я чуть не выдала ругательство, которое шокировало бы Виктера, а потом заставило бы его засмеяться.

– Интересно, – произнес Кастил, и я подскочила. Я не слышала, как он подошел. – Что вы тут обсуждаете? У Поппи такой вид, будто она вот-вот заползет под стол.