Симпсон предвидел возможности, которые могло дать обезболивание во время сложных акушерских и гинекологических манипуляций. Но наблюдал у эфира множество побочных эффектов: тошноту, рвоту, выраженную головную боль – и попробовал заменить его.

Акушер экспериментировал с бензином, ацетоном, йодоформом и другими веществами, пока наконец не добрался до хлороформа.

Впервые хлороформ был открыт в 1831 году американским врачом Сэмюэлем Гатри и применялся медиками в качестве антиспастического средства, вводимого внутривенно. Вместе с ассистентами Симпсон провел эксперимент по вдыханию хлороформа. Практически сразу они без чувств рухнули на пол – и быстро убедились в его эффективности.

Двадцать первого ноября 1847 года Симпсон опубликовал статью: «О новом анестетике, более эффективном, чем серный эфир». Но ученый ошибся в своем высказывании о том, что ранее никто из врачей не применял хлороформ с целью обезболивания. До Симпсона это химическое соединение было использовано в Страсбурге и в Лондоне, но сами случаи не были опубликованы. А потому Симпсон считается автором хлороформного наркоза.

Как первопроходцу Джеймсу Симпсону пришлось столкнуться с категорическим неприятием своего изобретения. Грозным противником выступало духовенство, убежденное, что все благочестивые христиане должны воспринимать боль в родах как божий промысел: «Хлороформ есть сатанинский соблазн, приманка, коей Сатана стремится прельстить женщину, убедить в том, что это благословение; но со временем эта приманка сделает общество черствым и безразличным и лишит Бога возможности слышать вопли о помощи, исходящие из сокровенной глубины души» [44].

В свою очередь, Симпсон опубликовал статью «Ответ на религиозные возражения против использования анестезии в акушерстве и хирургии», где не забыл упомянуть предание о Сотворении Богом Адама: «И навел Господь Бог на человека крепкий сон; и, когда он уснул, взял одно из ребр его, и закрыл то место плотию». Так сказать, подобное подобным. Симпсон отмечал в своем докладе полную безопасность хлороформа, однако его опыт на тот момент составлял всего лишь шесть случаев обезболивания родов. Противники хлороформного наркоза в родах нашлись и среди коллег Симпсона. Самым яростным оппонентом был, пожалуй, доктор Чарльз Делусена Мейгс из Медицинского колледжа Джефферсона в Филадельфии. Мейгс называл боль в родах «физиологической», «природной». Безболезненный родовой процесс, по мнению ученого, нарушал естественный ход вещей. «Родовая боль является желанным, благотворным и сохраняющим проявлением жизненной силы», – настаивал Мейгс [44]. Симпсону приходилось отстаивать свой метод в длительной переписке, причем со временем послания принимали все более язвительный характер.

Это не убавило пыла Симпсона в желании экспериментировать с хлороформным наркозом. Уже через два года его опыт исчислялся 40 тысячами случаев успешного применения хлороформа в родах. Что касается методики, доктор просто сворачивал носовой платок в форме воронки, в которую заливал пол чайной ложки хлороформа и прикладывал к носу и рту роженицы. Интересно, что одни роды, во время которых был применен наркоз, Симпсон принял у жены своего коллеги, Джейн Картерс. Женщина благополучно разрешилась здоровой девочкой, которую назвали Анестезия. Постепенно пугающее новшество стало обыденностью благодаря усилиям эдинбургского доктора. За заслуги перед обществом и неоценимый научный вклад Джеймс Симпсон был посвящен в рыцари.

Забавно, что, узнав об этом, Вальтер Скотт, шотландский поэт и известный задира, в своем письме предложил ему взять в качестве герба изображение голенького младенца с подписью: «А в курсе ли твоя мать, что ты уже появился на свет?» – намекая, что в хлороформном забытьи женщины сами не замечали, как роды уже заканчивались [44]. Когда Джеймс Симпсон скончался, в Эдинбурге были закрыты все магазины, продавцы хотели поучаствовать в похоронной процессии, желая проводить в последний путь выдающегося врача.

В то время, когда Симпсон отстаивал интересы рожениц, британский трон занимала королева Виктория. Это имя еще не раз встретится вам на страницах книги, что вполне объяснимо: популярность британской королевской семьи не спадает и в нынешнее время, а в те века Виктория была законодательницей моды и блюстителем нравов всего европейского высшего света. Неслучайно ее именем названа целая эпоха в английской истории. По слухам, именно за королевой Викторией оказалось последнее слово в жестком противостоянии науки и религии.

Еще до смерти короля Вильгельма, своего дяди, Виктория готовилась стать королевой. Юная принцесса находилась под неусыпным контролем своей матери Виктории-старшей. Последняя даже занимала ее спальню, чтобы следить за девочкой ночью. Режим дня будущей королевы был расписан с утра до ночи. Она много времени проводила за книгами, изучала несколько иностранных языков. Ей не разрешалось посещать приемы и балы, родительница считала светские мероприятия развратными. Не допускалось разговаривать с незнакомыми людьми, проявлять эмоции на публике. В любое время года, невзирая на погоду, Виктория путешествовала по стране, трясясь в неудобной карете, часто подхватывая пневмонию или бронхит. Мать мало беспокоили мучения девушки, она твердо решила, что после смерти бездетного Вильгельма IV трон должна занять ее дочь.

Когда все случилось ровно так, как она и предвидела, первым поручением молодой королевы было вынести из спальни кровать, на которой почивала матушка, – так ей надоел круглосуточный контроль. А потому, унаследовав в 1837 году престол, замуж Виктория не спешила, она мечтала в полной мере насладиться долгожданной свободой, свалившейся на нее вместе с короной. Но не смогла устоять перед обаянием своего кузена Альберта Саксен-Кобург-Готского и влюбилась. Впрочем, при первой встрече Альберт не произвел на девушку никакого впечатления. Они познакомились еще до того, как она стала королевой. Тогда Виктории минуло лишь 17 лет и в письмах к своему дядюшке, королю Бельгии, страстно желавшему свести своих племянницу и племянника, она писала, что идея замужества ей противна.

Ситуацию изменила вторая встреча. Альберт вместе со своим братом Эрнстом прибыл погостить в Виндзорский замок. Все юношеские предубеждения рухнули, как карточный домик, когда на пороге зала замаячила широкоплечая подтянутая фигура Альберта. Тогда Виктория, очарованная, сама сделала ему предложение.

В счастливом браке родилось девять детей. До их рождения молодожены, чтобы побыть наедине, сбегали от королевской свиты в недоступный и закрытый замок в Шотландии. Там по вечерам они удили рыбу, а когда всходила луна, любовались ее бледным светом. Однако со временем отношения дали трещину. Поведение Виктории менялось от родов к родам. Она становилась эмоциональной, не контролировала проявления своих чувств, подозревала мужа в изменах, упрекала в равнодушии к ней и детям. Но все же были в их семье и по-настоящему счастливые минуты. Виктория баловала детей, дарила им то, чего сама была лишена в детстве: игры в прятки, совместное чтением, воскресные пикники. Когда на подходе был восьмой сын