– …Баньку затопили… –  пролепетала наконец баба перед тем, как надуть до красноты щеки.

Богатыри не менее дружно покивали. Благодарить уж после будут. Селянам-то тоже, небось, непросто. Им так, с надутыми щеками да выпученными глазами, поди и оставаться. И не дышать! Пока заступники не помоются.

*

Из бани Алька выходила, будто заново на свет народившись. Богатыри, как оказалось, тоже успели уже помыться и теперь отдыхали в доме местного старосты Викея. Жена Викея все пыталась предложить дорогим гостям ужин –  и те отбивались из последних сил. Сам же староста по-приятельски, будто со старым знакомым, беседовал с Михайлой.

Алька вошла молча, прошла вдоль стенки да уселась на лавку. Будто сама собой оказалась рядом кружка с квасом –  вот от кваску и царевна теперь, пожалуй, не откажется.

Викей при ее появлении только крякнул, поведя глазами.

– Эк пора настала нынче, –  доверительно сказал он главе отряда. –  В богатыри девок принимают… не, ты не подумай че, я ж не против… мало ли! Вона и колдун-то чернявый при деле у вас. Где хоть он есть-то теперь? Не сожгли еще ненароком?

– На задании, –  Михайла нахмурился, давая понять, что дурно говорить о членах отряда никому не позволит. Хоть бы и старосте! –  По приказу государыни.

Викей покивал понимающе.

– Вона как… важные вы таперя сделались…

– А Ратмира-то ты откуда знаешь? –  не выдержала Алька.

– Да как же! –  удивился староста Елькина. –  Дык это… нашенский он!

– Но… –  царевна перевела взгляд на Михайлу. –  Вы что же с ним, выходит, –  односельчане?

Глава отряда только кивнул коротко, а Алька моргнула. Что-то у нее в голове упорно не складывалось.

– Сироты ж оба, как есть, –  вздохнул староста. –  И уходили-то доли своей искать в разные стороны, а вон оно как жизня повернулась. У чернявого-то этого родителей медведь задрал, так его вон травница наша сельская растила, перинкой ей небо да ровный путь Навью… померла она, стало быть, давно. А малец-то, как подрос, так и пошел в акадэмию, значит, энту. Михайла-то наш сразу в армию подался, стало быть…

– Погоди… –  царевна перевела взгляд на Савелия. –  Ты ведь говорил –  один крестьянин в отряде…

– Все верно, –  Савелий кивнул. –  Сын крестьянина –  не всегда крестьянин. Как и боярский сын –  не всегда боярин. Вот я, к примеру, сам торговал –  купцом был, а не только сыном купеческим. И Михайле нашему за плугом пришлось походить.

– Колдуны –  они к нашей крестьянской работе неспособные, –  покивал Викей. –  Им бы все только вызнавать –  откуда луна на небе да как трава растет… ох, и бед одних от той премудрости ученой…

– Вот как, –  задумалась Алька. Впрочем, думать выходило не очень-то хорошо: путались мысли, больно уж в сон клонило с устатку. Что-то ведь еще царапнуло ее… ох, верно: волосы-то! Ведь она Ратмира иноземцем считала из-за цвета волос. В Тридевятом-то народ все больше русый, реже –  рыжий. Пока мысль не ускользнула, царевна поспешила ее озвучить. –  А отчего ж он чернявый-то, коли местный?

– Э… –  староста округлил глаза, дернул себя за короткую прядь у виска, и царевна почувствовала себя дура-дурой. И впрямь… Викей-то и сам, поди, хоть наполовину седой, а наполовину все еще –  темный! Может, и не такой, как Ратмир, но и русым никак не назвать. Да и среди прочих местных… Алька припомнила –  и впрямь нет-нет да попадались и совсем чернявые. И детишек таких немало было. И не только в Елькине, а и в прочих селах… –  Дык… того… граница-то у нас тут близенько. Вот и ходют, стало быть. Много кто у нас остается, да женится, аль замуж выходит. Говорят, дышится, мол, у нас тут легче.

– Ясно… –  Алька отхлебнула остатки кваса и с усилием поднялась из-за стола. Есть по-прежнему не хотелось. –  Хозяева добрые, я б и прилегла уже…

– А и верно оно! –  радостно покивал Викей, явно не знавший, как обращаться со странной девицей. –  Ты, стало быть, богатырь-дева, в горенке у дочки моей ляжешь, там и постелили тебе уже…

…Для Альки и впрямь уже постелили. И, к ее облегчению, дочка старосты ушла спать куда-то еще, оставив свою горницу в полном распоряжении “богатырь-девы”. На сундуке оказались уже аккуратно сложены  кольчуга, меч, оружие –  все тщательно вычищенное. Рубаху, плащ да портки местные бабы забрали да выстирать обещались –  небось, к утру и высохнут. В уголке притулились царевнины чересседельные сумки.

Алька стянула с себя одолженный кем-то из местных сарафан, оставшись в длинной, до пят, рубахе, и собралась уже шагнуть к постели, чтобы рухнуть наконец на вожделенные перины да хрусткие простыни…

Да тут будто под локоть ее кто толкнул. Обернулась на свои сумки. И вспомнила почему-то…

Сколько ж она в зеркало-то на себя не смотрела? Все боялась, отследит сестрица Наина. Как работает Наинино зеркальное колдовство, Алька не понимала. Но рядом с зеркалами никогда не чувствовала себя в безопасности. Уж лучше в воду поглядеться.

А тут вдруг любопытство разобрало. Или… на зеркальце захотелось взглянуть?

Да и полно: ведь не сидит же Наина у зеркальца, не ищет сестрицу с утра до ночи? А поглядеть-то интересно. Хоть бы выяснить –  свое ли досталось, чужое ли? И отчего они так похожи?