Накрывать на стол Кира была не обязана. Максим Андреевич снял с нее работу по дому вообще и по кухне в частности. Но почему не помочь? Ей это не трудно.

И вот темноту ночи прорезали фары автомобиля. Хозяин с любовницей вернулись из Парижа. Кира поспешила поставить на стол тарелку с хлебом и поднялась к себе. Встречаться с Сафроновым ей не хотелось.

Через полчаса она услышала оживленные голоса в коридоре. Полина смеялась и болтала без умолка. Сафронов отвечал мало. Похоже, устал. Наконец в коридоре стало тихо.

Кира немного почитала, лежа в постели. Сон не шел. Она встала, подошла к окну. Сегодня было холодно. Накрапывал мелкий дождь. Он скучно моросил, стекая по стеклу как слезы.

Она не была в Париже. И вряд ли попадет туда в ближайшее время. Разумеется, Кира мечтала о путешествиях. Но это были только мечты. До знакомства с Владимиром она была два раза в Москве и один раз в Петербурге. На каникулах, когда еще училась в школе.

Город Дюма и Мопассана, Бальзака и Гюго… Именно таким представляла себе Кира Париж. Загадочный, мистический, немного опасный. Безумно красивый город. Где по утрам пьют кофе с круассанами в уличных кафе, где женщины до умопомрачения элегантны, а мужчины страстны и неудержимы в любви.

Оказывается, кто-то может позволить себе поехать туда на выходные…

Дождь все сыпал и сыпал. Мокрые камни площадки перед домом отражали золотой свет фонарей.

Кира вернулась в постель. Ее мысли снова и снова возвращались к Сафронову. Она представляла, как они с Полиной гуляют по Люксембургскому саду, наслаждаются живописью в Лувре и, конечно, же, пьют кофе в какой-нибудь маленькой кофейне с видом на величественный Нотр-Дам.

Впрочем, даже в Париже наверняка варят кофе хуже, чем делает это Кира. Не зря ее кофе так нравится Сафронову. Девушка улыбнулась своим мыслям, свернулась калачиком и, наконец, уснула.

Будильник звонил настойчиво. Кира с сожалением открыла глаза. Во сне она гуляла по какому-то красивому и незнакомому городу. Возможно, это был Париж. И, кажется, гуляла она не одна… Кира нахмурилась, припоминая сон.

Это точно был Париж. Она видела Эйфелеву башню, правда, та стояла на берегу большого озера, по которому плавали парусники. Чего только во сне не бывает! И Кира гуляла по фантастическому городу с Максимом Андреевичем. Ей было очень хорошо рядом в ним.

Сон оставил радостное настроение. С ним Кира и спустилась на кухню к завтраку.

Лилия Петровна мрачно глянула на нее и налила чай.

– Максим Андреевич велел тебе передать, чтобы ты через двадцать минут была в холле.

– Хорошо, – кивнула Кира.

Домработница метнула на нее сердитый взгляд. Разумеется, останься Кира дома, она бы помогла убрать посуду, хотя это и не входит отныне в ее обязанности. Но сегодня Лилии Петровне придется справиться с этим самой.

Тень сомнения шевельнулась в душе Киры. Может, это опять дурной розыгрыш Полины? Но нет, скоро в холле показался Максим Андреевич. Он коротко кивнул Кире и энергичной походкой направился к автомобилю. Кира последовала за ним.

– В Дом малютки, – приказал Сафронов Денису.

Доехали быстро. Там их уже ждала свита Сафронова во главе с Бурминым. Майя подошла к Кире и поздоровалась.

– Что здесь намечается? – поинтересовалась у нее Кира.

– Обычная встреча с общественностью, – ответила Майя.

Репортеры семенили рядом с Сафроновым и директрисой Дома малютки – крупной дамой приятной наружности.

Кира не понимала, зачем она здесь, когда у Сафронова столько опытных помощников? Фотосессия длилась недолго. Максим Андреевич вручил символический чек директрисе, пофотографировался с нянечками, вручил персоналу объемные пакеты с подарками.

Затем Бурмин отобрал нескольких человек, в том числе Киру. Их обрядили в белые халаты и отвели в палату, где лежали отказнички.

Детей было немного. Но при виде них у Киры сжалось сердце. Как можно оставить маленького беззащитного ребенка на произвол судьбы? Как можно отдать его в чужие руки? На глаза навернулись слезы.

Перед лицом щелкнул затвор камеры.

– Еще раз так же, пожалуйста, – попросил фотограф.

– Что? – не поняла Кира.

– У вас было изумительное выражение лица, повторите, пожалуйста, – попросил он. – Легкая жалость, искреннее сочувствие и бесконечная нежность.

Кира резко развернулась и вышла из палаты. Она быстро шла по коридору, на ходу снимая халат. Понятно, зачем Сафронов притащил ее сюда! Первым порывом Киры было забрать документы и уйти, покинуть его дом. Это так подло – использовать ее подобным образом. Ей жаль этих детей. Искренне жаль. Так зачем делать из этого шоу?

– Подождите, – ее резко схватили за руку.

Кира обернулась и гневно посмотрела на Сафронова.

– Я завишу от вас, но это подло! – она вырвала руку.

– Послушайте, – он преградил ей дорогу. – Я не для того привез вас сюда. Я понятия не имел, что этот идиот так поступит.

– Да неужели? – Кира попыталась обойти Максима Андреевича.

По коридору быстро приближались Бурмин и фотограф.

– Простите, пожалуйста, простите, – тараторил фотограф. – Я думал, вы играете. Что это в рамках предвыборной компании. Честное слово, не хотел вас обидеть.

– Вы думаете, для проведения моей предвыборной компании я нанимаю актеров? – гневно сдвинул брови Максим Андреевич.

– Нет, конечно же нет! – начал юлить фотограф. – Я приношу свои искренние извинения. И вам, господин Сафронов, и вам, девушка. Не знаю, как по имени-отчеству.

– Неважно, – недовольно глянула на него Кира. – Мне не нужны ваши извинения.

– Виктор, разберись с этим, – кивнул Сафронов Бурмину. – Мне не нужны слезливые репортажи и идиотские статьи.

– Я все улажу, – заверил его Бурмин, взял фотографа под локоть и оттащил в сторону.

– Как видите, я тут не причем, – повернулся Сафронов к Кире. – Признаю, я хотел, чтобы при посещении Дома Малютки рядом со мной были неравнодушные люди. И ничего более. Уж однозначно я не просил этого барана лезть совей камерой вам в лицо и простить повторить искреннее сочувствие.

Кира улыбнулась. Конечно, это было глупо! И, разумеется, если бы Сафронову это было надо, он позвал бы Полину. Вот кто смог бы играть в драматическом театре.

– Я прощен? – тихо спросил Максим Андреевич и в его глазах вспыхнул странный огонь.

Девушка смутилась и поспешно отвела взгляд. Так он смотрел на нее, когда мазал обожженную коленку.