Ворочаюсь, просыпаясь, хлопаю рукой по кровати рядом, но ладонь скользит по смятому покрывалу. И это заставляет подскочить, ошалело вглядываясь в темноту комнаты. Но хоть смотри, хоть нет, но ситуацию это не изменит – Вадима рядом нет.

Тихо зову, будто бы он сейчас материализуется в комнате, но всё, что слышу – переругивание соседских собак, а в целом – тишина.

Куда он делся? Почему ушёл? Я что-то сделала не так, и самым примитивным способом мне дали понять, чтобы не надеялась на продолжение банкета? Ну что ж, наглядно получилось, демонстративно. Козёл.

Лежу, свернувшись калачиком, вглядываюсь в мрачную пустоту, а сердце гулко бьётся о рёбра. Вот почему он так поступил? Этот вопрос не даёт покоя, и я перебираю в голове сотни ответов, но в итоге просто убеждаю себя, что Вадим – кобель обыкновенный, а я просто позволила ему себя трахнуть. Растеклась лужей, поверила, что нравлюсь ему по-настоящему, наивная идиотка.

От бездействия начинает подташнивать, и от малодушия уважаемого ветеринара комок к горлу подступает. Ну что за гадство? Поверила, идиотка, что всё сказанное им ночью – не пустые слова и за ними прячется смысл. Эх… разве можно доверять ночным разговорам?

Нет, не могу просто так лежать и страдать, мне нужно поговорить с Вадимом. Пусть скажет мне в лицо, что всё это значит. Мужчина он, в конце концов, или трусливый суслик?

Порывисто вскакиваю с кровати, вытираю глупые слёзы. Я не хочу плакать из-за подлого мужика, не дождётся! Так, где моя одежда вообще?! Блин, совсем ничего не соображаю, даже свет включить догадаться не могу. Проклятие какое-то! И зачем мне вообще все эти романы нужны? Жила себе спокойно, работала, не трогала никого, так нет же, угораздило вляпаться в Вадима, как мухе в варенье.

Снизу доносятся отголоски разговоров, но я не прислушиваюсь – наверное, к бабуле в гости кто-то зашёл. Но мне не до этого – у меня есть чёткая цель, и я готова расставить все точки. Чего бы мне это ни стоило. Зато обманывать себя перестану.

Пулей вылетаю из комнаты, несусь к лестнице, а голоса становятся всё громче. Из-за панического шума в ушах я почти ничего не слышу – лишь неясный гул и вибрации чужого смеха. И когда я сбегаю вниз и оказываюсь в дверях кухни, на меня смотрит… Вадим. В смысле?! Дурдом какой-то.

– Ой, – вылетает из меня, а я хватаюсь рукой за дверной косяк, пытаясь не упасть и по возможности понять, что тут вообще происходит.

– Катюша, мы тебя разбудили? – Бабуля льёт в чашку свой фирменный чай и улыбается. – Чай будешь?

Вадим поднимается на ноги, а мне совсем не нравится, какой он бледный. Ему стало плохо?Что-то случилось с ним?

– А что вы тут… ночью, – выдавливаю, пытаясь собрать мысли в кучку, но они разбегаются, как шальные. – Чай пьёте?

Я ко всему была готова, но только не к этому.

– И пироги едим, – подтверждает бабуля и рукой приглашает и меня за стол. – У нас вышло с Вадимом небольшое недоразумение.

– Ольга Петровна – решительная женщина, – усмехается Вадим и морщится.

– Мне кто-то толком объяснит, что здесь происходит?

Пусть я совсем ничего не понимаю, но легче определённо становится. Вадим не бросил меня, не сбежал сразу после секса, а со всем остальным я уж как-нибудь справлюсь.

– Не бери в голову, – говорит Вадим и обращается к бабуле: – Ольга Петровна, можно вашей уборной воспользоваться?

– Конечно! Катюша, покажешь Вадиму, где она? А я пока пирог нарежу.

Я киваю и выхожу из кухни. Вадим идёт следом, и его дыхание обжигает мою кожу даже несмотря на расстояние между нами.

– Вот здесь, – указываю рукой на белую дверь в конце коридора и отхожу на шаг назад.

– Ты почему такая перепуганная была? – Вадим опирается плечом на косяк и смотрит на меня со своей извечной усмешкой, которая почти никогда не исчезает с его губ. – Думала, я тебя бросил?

Тяжело общаться с человеком, который видит тебя насквозь.

– Утюг забыла выключить, – бурчу, понимая, что вся моя решимость расставить всё по местам тает с каждой секундой.

– Ну-ну. – Проводит по моей щеке рукой, а я потираюсь о широкую ладонь, как кошка. – Сделаю вид, что поверил. Я хочу, чтобы ты знала: я тебе не врал. Ни разу.

– Ты же в туалет хотел, – напоминаю, а Вадим кивает и, быстро чмокнув меня в макушку, исчезает за дверью.

Медленно плетусь назад, повторяя про себя: «Не врал, не врал». Улыбаюсь при этом, как дурочка, совсем забыв, что бабушка не в курсе наших отношений с Вадимом. Не думаю, что она обрадуется, если узнает, чем именно мы занимались этой ночью у неё под носом.

– Катюша, – шепчет бабушка, озираясь на дверь и машет рукой, чтобы я ближе подошла. – Он такой замечательный молодой человек!

– Была бы это не ты, я бы подумала, что ты влюбилась, – смеюсь, присаживаясь за стол.

– Скажешь тоже, – прыскает искристым смехом и принимается нарезать пирог. – Но на твоём месте я бы обратила на него пристальное внимание.

Эх, бабуля, знала бы ты, насколько пристально моё внимание.

– Как он тут оказался? – перевожу тему, а бабуля передёргивает плечами, мрачнея.

– Я сослепу его с вором перепутала… дала палкой по голове.

Я ошарашенно смотрю на неё, а она разводит руками и грустно кивает.

– Оказалось, что Вадим страдает лунатизмом. Представляешь?

– То есть ты ему дала палкой по голове, а потом решила чаем напоить? Ну, бабуля, ты даёшь, конечно.

Смех душит меня, а на сердце становится спокойнее: она ни о чём не догадывается.

– Я же не могла оставить мальчика в таком состоянии. Вдруг у него сотрясение или ещё что похуже?

Бабуля всерьёз обеспокоена, и я встаю со стула и обнимаю её за мягкие плечи. Она такая родная и уютная, такая замечательная, что моё сердце вот-вот разорвётся от нежности.

– Всё-таки присмотрись к нему, – шепчет бабуля мне на ухо, а Вадим возвращается из туалета.

Эх, ну какой же он красивый.

– Ольга Петровна, можно ещё чаю? – спрашивает, прожигая меня взглядом, а я отворачиваюсь к окну, чтобы бабуля не заметила, как сильно я покраснела.

– Конечно-конечно, сынок, присаживайся.

И мы пьём чай и болтаем обо всём на свете, будто делали так тысячи раз. И мне так хорошо, а рука Вадима под столом сжимает моё колено. И я боюсь выдать себя как-то, боюсь, что все вокруг узнают, как сильно я влюблена. Пусть это не любовь, пусть страсть и, если угодно, похоть, но меня распирает от эмоций, и глупый смех нет-нет да и вырвется на свободу.

– Проведёшь меня? – спрашивает Вадим, когда весь чай выпит, а пирог съеден подчистую.