Ирма взялась пальцами за застёжку дублета.

— Ну-ну, я не настолько немощный.

Вопреки этим словам, от одежды Шеймус избавлялся с трудом — но лимландка не решилась настаивать. Она опустилась на пол, к брошенному капитаном плащу. Да уж… слишком много крови и пыли даже для «ржавых» цветов.

— Совсем испорчен, да?

— Сошью тебе новый, ещё лучше. Завтра же начну. Этот всё равно уже старый…

Ирма вдруг так увлеклась мыслями о предстоящей работе, что вытащила кинжальчик и начала аккуратно отпарывать тигриный мех. Тот, к счастью, особо не пострадал. Но скоро обозная жена спохватилась и решила оставить это занятие до завтра: только подняла плащ с пола, переложив в кресло.

Было дело гораздо важнее. Капитан кое-как разместился в позолоченной ванне, рассчитанной скорее на Исхилу-Камаль: теперь Ирма наконец увидела рану. Ничего в ней хорошего, а главное…

— Ну что это за повязка! Кто её вообще сделал?

— Да я не помню. Кто-то. Всё равно заживёт как на собаке. Куда оно денется…

Ирма недовольно цокнула язычком.

— Я сейчас переделаю.

В вопросе ухода за ранами Ирма проявляла твёрдость — поскольку сам капитан к ним относился пренебрежительно и Кресса частенько не слушал. Некому тут больше настоять! Неудивительно, впрочем: шрамов на теле Шеймуса скопилось преизрядно.

По ним Ирма легко могла освежать воспоминания. Да, она помнила каждый шрам, что появился за десять лет — и знала историю некоторых более старых. Вот дыра от рыцарского копья, пробившего доспех, но застрявшего в рёбрах. Вот две отметины от муангских стрел — они оказались чем-то смазаны, и капитан три недели мучился лихорадкой. Старые ожоги от кипящего масла, уже больше заметные наощупь, чем глазами. Длинный рубец поперёк живота — на память о Тагенштайне, знаменитом сражении Великой войны. В тот год Ирма ещё была ребёнком.

И много, много других. Двадцать шесть лет на войне никого не пощадят — особенно если начать с низов и нескоро справить себе хорошую броню.

Пришлось сходить за лекарскими принадлежностями, в работе с которыми Ирма руку набила давно. Худо-бедно набила: даже подмастерья Кресса справились бы лучше, только поди уговори Шеймуса их к себе подпустить. Ирме же он не возражал.

Из раны снова пошла кровь, запачкав ладони женщины и подкрасив воду в ванне. Увы, зашивать такое нельзя, это Ирма помнила твёрдо. Пусть лучше кровь течёт наружу, чем внутрь.

— Кресс всё-таки должен посмотреть. Хотя бы завтра…

— Для Кресса у парней много ран посерьёзнее. Моя уж точно подождёт.

— Твоя тоже не пустяшная!

— Сам чувствую, что не пустяшная… Не молодею. Дерусь как прежде, но после боя всё тяжелее. С каждым годом. Да с каждым боем, если честно.

Эмоции редко пробивались из-под ржавой оболочки, но эти слова прозвучали с горечью. Ирма не знала, что ответить, дабы это не показалось жалостью. Обнять? Уже лучше, но тоже не к месту. Вместо этого Ирма решила сделать нечто полезное, но тотчас забыла, что именно. Стоило шагнуть назад, как капитан ухватил её за запястье.

Хотя Шеймус пальцы толком и не сжал, силы в них было довольно, чтобы Ирма ощутила: ещё чуть-чуть, и её тонкие косточки хрустнут. А от такого чувства лимландка делалась сама не своя. О да… на её бледной коже вечно оставались синяки, ну и пусть.

— Послушай… а платья госпожи тебе по размеру?

Разумеется, уж это Ирма проверила в первую свободную минуту.

— Вполне.

— Вот и поди-ка, надень самое красивое. Только не красное, я тебя прошу. Тошнит меня уже сегодня от красного…

— Сейчас!

Она тотчас упорхнула в соседнюю комнату, уже точно зная, что именно наденет. У Ирмы было куда более конкретное представление о «самое красивое», чем у капитана.

Наряды Исхилы-Камаль оказались не менее удивительными, чем украшения. Даже сама ткань — совсем не такая, как привычные Ирме, пусть и самые дорогие. Их наверняка привезли из земель, где Ржавый Отряд никогда не бывал. Увлекшись необычным ощущением на коже, лимландка даже решила избавиться от нижней камизы, надев платье прямо на тело — и совсем не пожалела о таком решении.

Ирма прежде не носила мураддинских нарядов. Глядя в зеркало, не могла понять: выглядит сочетание северной внешности с южным покроем выгодно или немного нелепо. Зато зелёный цвет платья к коже, глазам и волосам подходил прекрасно.

Судя по звуку, Шеймус уже перебирался в спальню — и делал это очень медленно. Сначала возникла мысль помочь, но потом Ирма решила: капитан будет не очень-то рад, если даже она увидит, как он еле-еле идёт. Трудно вообразить, каким усилием Шеймус до сих пор заставлял себя выглядеть более-менее бодро при солдатах и офицерах.

Поэтому женщина потратила ещё немного времени, вновь перепробовав запахи из бесчисленного множества флакончиков на невысоком столе. В итоге выбрала самый интересный, стряхнув на пальцы маслянистую каплю и проведя за ухом.

Капитана она застала сидящим на очень низком, но зато чрезвычайно широком ложе под балдахином. Надевать он ничего не стал, зато успел отыскать длинную коробочку из чёрного дерева, которую никак нельзя было забыть в лагере. Оттуда капитан извлёк трубку, а также коричневатый шарик размером с крупное зерно.

Ирма покачала головой.

— Кресс говорит, что от маковой смолы очень много вреда.

— Без сомнений. Но думаю, она не вреднее сабли подмышку… Зато болеть не будет. Жизнь — вообще занятие вредное, знаешь ли. Все в итоге мрут.

Конечно же, ему было больно. И конечно, Ирме хотелось, чтобы боль утихла — но не таким способом. Увлечение Шеймуса шерскими снадобьями её давно беспокоило. Если уж выбирать меж этих сомнительных средств, то…

— Бханг тоже помогает. Я сейчас сделаю.

— Да, он облегчает жизнь… но не так сильно.

— Ну… — Ирма игриво намотала на пальчик рыжий локон. — Я тоже постараюсь помочь. Уж на что-нибудь сгожусь?..

Шеймус негромко рассмеялся — уже неплохо. Шарик маковой эссенции вернулся в коробку.

— Ладно-ладно. Сказать по правде, та ещё гадость. Ну давай, забей бханга. Только побыстрее.

Нехитрые принадлежности помещались в другом ларце, стоящем на столике в углу. Ирма достала трубку покороче, но объёмнее — лакированную, расписанную цветными узорами. Поворошила рассыпчатое содержимое бархатного мешочка, зачерпнула серебряной ложкой измельчённый сухой лист. Женщина чувствовала, что капитан не сводит с неё взгляда — и слегка подыгрывала, поворачиваясь так и этак.

— Наконец-то смотрю на что-то красивое… — капитан жестом остановил её на полпути и указал пройтись туда-сюда. — Весь день одна только