Шрифт:
Закладка:
Джамалутдин-паша рассудил, что увидел и услышал достаточно. Он позволил себе повысить голос, что делал очень редко:
— Довольно, вы оба! — тон тотчас смягчился. — Капитан. Я допускаю, что во время нашей первой беседы, воспоминания о которой остались прекрасные, случилось недоразумение: я, увы, тогда не вполне ясно выразился. Раз вы понимаете, чьи приказы должны в точности исполнять, то вот ясный приказ: решите вопрос с женой предателя и её сыном. Сами и без малейшего промедления. Именно для этого вы здесь.
— Да?.. Действительно, недоразумение. Ржавый Отряд вызывали для штурма города: акцент на войну с женщинами и детьми после окончания боя, увы, от меня ускользнул. Виноват.
Шеймус настолько учтиво поклонился, что оказалось бы неприлично обвинить его в издёвке. Хотя издёвка и была очевидна. Он продолжил:
— Но Фарида здесь действительно нет. Это, к сожалению, факт. И повторюсь: единственный способ ускорить его поиски заключён в госпоже Исхиле-Камаль.
— В таком случае, капитан, будьте любезны: заберите госпожу Исхилу-Камаль и явитесь ко мне, когда будет о чём доложить. Это достаточно ясный для точного исполнения приказ?
— Почти. Позволите уточнить: что именно, согласно вашей воле, я должен с ней сделать?
Джамалутдину-паше просто-напросто не хотелось это произносить.
Проклятая осада: все здесь стремятся избежать каких-то обязанностей! Да, Шеймус стремится меньше всех, но… Джамалутдин-паша рассчитывал, что хотя бы наёмники просто исполнят всё необходимое. Без вопросов и проволочек. Визирь тяжело вздохнул.
— Сделайте с ней то, что посчитаете нужным.
— Понятно. Будет исполнено в точности.
В этот миг самообладание Исхиле-Камаль всё-таки изменило. Она шарахнулась от капитана, но натолкнулась на кудрявого офицера, что стоял рядом — и чуть не упала. Красивое лицо вдовы искривилось, ненависти и страха на нём визирь отметил поровну.
— Будьте прокляты! Пожри вас Амоам!
Джамалутдин-паша был человеком довольно набожным, но проклинали его за долгую жизнь не раз — упоминание тёмного противника всемилостивого Иама не произвело на визиря большого впечатления.
Впечатление, увы, произвело иное.
Никак нельзя было поспорить: Шеймус обещал исполнить приказ в точности — и сделал это. То есть поступил именно так, как посчитал нужным. Меча при капитане не было, однако кинжал он выхватил из-за спины молниеносно: одновременно с тем, как дёрнул Исхилу-Камаль за волосы, запрокинув её голову.
Всё случилось очень быстро. Даже Валид ар-Гасан едва моргнуть успел — что говорить о визире. Кинжал не просто перерезал вдове горло: одним движением Шеймус почти полностью рассёк шею, словно саблей рубанул. Сталь скрежетнула по позвоночнику, кровь брызнула веером.
Джамалутдин-паша только рот разинул: не закричал, потому что грудь свело и набрать в неё воздуха оказалось невозможно. Капитан одной рукой оторвал женщину от пола и швырнул на топчан — она с пару широких шагов пролетела. Когда поток крови хлынул на атласное покрывало у ног визиря, Исхила-Камаль ещё была жива. Угасающую жизнь Джамалутдин-паша ясно видел в её глазах, когда одновременно пытался уползти и отпихнуть тело.
Кто-то из телохранителей схватил визиря подмышки и оттащил, однако кровь уже обильно залила его штаны. Валид ар-Гасан вскочил, схватился за саблю — но Шеймус остановил его, выставив вперёд кинжал.
— Но! Спокойно, Валид! Ты сам говорил про головы!
Глаза вдовы наконец остекленели. Наполовину отрезанная голова осталась глубоко запрокинутой. Огромная рана раскрылась, словно женщина обратилась демоном из огненного царства Амоама — с кровавой пастью ниже подбородка. На лице, ещё минуту назад красивом, навсегда застыла гримаса, с которой вдова проклинала подданных халифа.
Визирь чувствовал, как содержимое желудка поднимается к кадыку — но в то же время не мог отвести глаз. Тот самый жуткий дуализм войны, быть может? Возможно, такое паша и хотел о ней изведать, отправляясь к Фадлу?
Валид ар-Гасан отпустил рукоятку сабли, так и не покинувшей ножны: Алим позволил себе мягко коснуться руки воина, чтобы успокоить. И Шеймус опустил кинжал. Он шагнул к топчану — в том никто не увидел угрозы, и правильно. Капитан лишь тщательно вытер клинок подолом убитой. Он оставался совершенно спокойным.
— Теперь не хватает всего одной головы. Надеюсь, и она отыщется: я уже сделал для того всё, что мог.
Портрет войны, о котором визирь размышлял несколько дней назад, впервые увидев Шеймуса, несколько сменил краски. Как ни старался Джамалутдин-паша совладать с организмом, его всё же стошнило: шёлковый халат теперь выглядел не лучше пропитавшихся кровью шаровар.
— В чём дело, визирь? — Шеймус будто искренне удивился его реакции. — Это всего лишь кровь. Я думал, вы успели заметить: ею залиты все улицы.
Капитан убрал кинжал, поправил плащ и уже наполовину обернулся к выходу, когда добавил:
— Меня можно упрекнуть во многом. Но только не в том, что я плохо исполняю приказы. Просто многие думают, будто отдавать их легче, чем выполнять: вот в чём штука. Мне кажется, всё как раз наоборот. Доброй ночи.
Визирь сам подивился тому, как глубоко согласен оказался с суждением капитана. Не великая мудрость — но эти слова стоили всего прочитанного в восторженных сочинениях, авторы которых на войне не бывали.
Глава 13
Встать под «ржавые» знамёна — значит уйти в бесконечный поход, и так обстояло всегда. Отряд стоил слишком дорого, чтобы осесть при каком-нибудь правителе, нуждающемся в регулярном войске. И тратил слишком много, чтобы подолгу оставаться без дела. Изредка «ржавые» копили силы по полгода, занимаясь обучением новобранцев — обычно после очень тяжёлых потерь. Но на памяти Ирмы подобное случалось лишь пару раз.
А кто бы что ни говорил — человеку нужен дом. Или хотя бы нечто похожее. За десять лет Ирма отлично научилась наводить уют где угодно — хоть в голом поле или на заснеженном перевале, хоть в полуразрушенной при штурме крепости. Где остановились — там и дом.
Переезд из лагеря в покои Камаль-бея оказался совсем ерундовой задачей. В предыдущем замке Ирма полвечера оттирала комнаты прежнего хозяина от крови — а здесь работы почти не нашлось. Так что женщина взялась привести в порядок саму себя: на это давненько не находилось вдоволь времени.
Более всего здесь Ирму поразило зеркало Исхилы-Камаль — огромное, с дверь размером. В родных краях подобного, может, и вовсе не сыщешь… Хотя так уж сложилась жизнь, что чужие земли Ирме довелось узнать лучше родины. В Лимланде она, кроме родной деревни,
