— Ох и недоволен он будет…

Шеймус только отмахнулся.

Отношения «ржавых» с нанимателями портились уже давно. С самого похода на Рачтонг — когда наёмников сначала торопили насчёт результата, а потом осудили методы, которые позволили его достичь. И та история с несостоявшимся поединком, и поведение Валида в штабе… Претензии накопились, конечно, с обеих сторон. Ангус понимал — тут у каждого своя правда. Но собственная ему была ближе.

Откровенно говоря, наёмники и мураддины за четыре года устали друг от друга. Пора уезжать. Получить плату, подлатать раненых, чуточку перевести дух — и уезжать.

Капитанский кубок опустел, и мураддинская служанка хотела его наполнить — но Шеймус накрыл чашу своей огромной ладонью.

— Нет-нет-нет, милая. Не из твоих рук. Ирма!

Ирма хлопотала неподалёку: услышав капитана, встрепенулась и тотчас оказалась возле трона с кувшином в руках.

— Да-да, давай… Наливай, чтоб весело жилось.

Мендоса в своё время говорил: больше кондотьеров погибло от яда, чем от стали и свинца. Быть может, он преувеличивал — но Шеймус редко доверял пищу и вино кому попало. Это виделось Ангусу вполне разумным. Обозных женщин в зале было немного, но работали они с энтузиазмом: куда приятнее, чем возиться с трупами.

— Славно, славно… — вино тут подавали отличное. — Ты присядь, отдохни: всё бегаешь да бегаешь. Вот сюда.

Капитан вальяжно указал на то самое пустующее кресло. Ирма немного смутилась: потянулась было к креслу, но отпрянула. При множестве глаз она вечно скромничала через меру. Ангус находил это милым, но капитан раздражался.

— Присядь, говорю тебе. Вот. Сюда.

Ирма подчинилась, но даже кувшина из рук не выпустила.

— Вот так-то. Выпей. Ну выпей, Ирма, я тебя прошу. Расслабься. Молодец! Ангус, а мы ведь давно закончили разговор по делу. Зачем же я до сих пор не вижу здесь бывшей хозяйки? Пусть госпожа Исхила-Камаль вернётся.

Вдову Камаль-бея капитан велел увести, когда явился Бенедикт с непростым докладом. Теперь она вернулась за стол с явной неохотой.

Госпожа произвела на Ангуса огромное впечатление — и вовсе не красотой. Нет, Исхила-Камаль до сих пор не увяла, а уж лет десять назад — небось, с ума сойти можно было. Но это не главное. Впечатляло в ней иное: благородство. Ангус видал всяких графинь и герцогинь, но вдова Камаля была породистее любой дамы, какую довелось встречать. Осанка, взгляд, малейшее движение — кажется, она даже моргала с особой утончённостью.

На творящееся в чертоге, где она больше не была хозяйкой, Исхила-Камаль взирала бесстрастно, с отрешённостью и лишь малой ноткой презрения. Невесомой, но при этом очень заметной: чудное сочетание.

Эта женщина внутренне, по своему достоинству была выше всего вокруг — примерно как Шеймус был выше ростом.

Капитан весь вечер держал Исхилу-Камаль поближе, и обращались с ней крайне почтительно. Настолько, что благородную женщину это даже раздражало.

— Ну вот, госпожа: как и обещал, вас вернули на прежнее место. Надеюсь, скоро явится визирь: тогда у вас будет более приятная компания, чем пьяные наёмники. Ирма, налей вина госпоже.

Вдова бея сидела абсолютно прямо, сложив руки под грудью: к наполненному Ирмой кубку даже не притронулась. Только выразительно повела густой, красиво изогнутой бровью.

— Я совсем не рада находиться здесь. К тому же — это не моё прежнее место. На моё прежнее место вы посадили шлюху.

Чтобы сомнений уж точно не осталось, взглядом и лёгким движением подбородка Исхила-Камаль указала на Ирму. Слово «шлюха» прозвучало странно: почти не грубо. Наверное, в устах дамы такого достоинства любые площадные выражения приобретают изысканность.

Ангус родился в лесу. Хотя давно был и при деньгах, и при уважении — но нечто, отделяющее простолюдина от знати, чувствовать продолжал. Забавные они, эти все благородные… небось, и срут пастилой.

Интересно: женщина действительно видела в Ирме на своём месте нечто особо оскорбительное? Или специально вела себя вызывающе? Второе очень вероятно. Известно, чего Исхила-Камаль добивается…

Шеймус отреагировал вяло.

— Вы напрасно рассчитываете меня спровоцировать, госпожа. Понимаю: вам хочется увидеть меня таким, каков мой образ среди халифатской знати. Но что поделаешь? Я действительно не варвар. Ваш сын просил о хорошем обращении с родными: такую просьбу приятно исполнить. И между прочим! При себе я держу вас для вашей же пущей безопасности.

— Какая трогательная забота. Как благородно по отношению к убитому вами Хуссейну.

Капитан пожал плечами.

— Хуссейн сам выбрал свою судьбу. Ничто не помешало бы мальчику оказаться за этим столом, спокойно дождаться визиря. Я предлагал: он не захотел. И кстати… Ирма знает мураддинский. Вы совершенно напрасно обидели её. Она вовсе не шлюха.

— Ах, что же: я оскорбила вашу жену? Вот нелепая случайность!

— Ну нет. Я разве похож на женатого человека?

Ирма смутилась пуще прежнего, заёрзав и закусив губу. Ангус не отличался великой чуткостью к людям, но видел: обозной жене этот разговор ещё неприятнее, чем употреблённое вдовой слово. Между тем Шеймус решил пояснить Исхиле-Камаль свою мысль.

— Тут есть разница: шлюх-то покупают за деньги. Прямо как меня с моими солдатами. Но Ирма… она немного похожа на вас. Речь о том, что оплачено не золотом — а железом, порохом и кровью. Удивительно война способна уравнять крестьянку с женой бея, не правда ли?

— Чудеса. Жизнь прекрасна и удивительна.

— Смотря для кого. Но насчёт «уравнять»… Боюсь, неудачно выбрал слово. Несправедливо это по отношению к Ирме. Ведь от неё гораздо больше толку, чем от вас.

— Остаётся лишь благодарить судьбу за то, что во мне вы никакого… как вы сказали… толка, да. Толка не видите. Пора восхвалить всевеликого и всемилостивого Иама: я родилась под счастливой звездой!

От выпивки Шеймус обычно добрел — но до известного предела. Теперь Ржавый Капитан помрачнел так, что даже Ангусу сделалось неуютно. Стоило отдать должное вдове Камаля: она в этот момент эмоций не выказала. Вся семейка — не из малодушных!

Капитан подался вперёд, едва ли не через полстола перегнувшись.

— А ведь вы легко могли бы избавить меня от объяснений с визирем. Рассказав, куда делся младший сын Камаля. Но вы не хотите, а мне недосуг заставлять.

— Можете сделать со мной что угодно, но Фарида не получите.

— Совершенно верно, могу. Просто поиски мальчика — не совсем моя проблема. Вы, госпожа, страдаете тем же заблуждением, что и покойный Хуссейн. Вам кажется, будто в готовности к страданиям и смерти есть нечто героическое. Мать, готовая защищать дитя до последнего: