– Да, – коротко ответила она.

– Допрос закончен. Подпишите протокол, – сказал следователь и подсунул ей листок бумаги, где убористо и обстоятельно изложил существо дела. Затем вошел конвойный и увел несовершеннолетнюю преступницу.

Суд назначил наказание в виде лишения свободы на восемнадцать месяцев.

И вскоре Эрика Пфеффер была отправлена в женское молодежное подразделение исправительной колонии, расположенной на левом берегу Рейна в Кельне, в городском районе Оссендорф…

25

– Привет, крошка. Скучаешь? – вдруг неожиданно раздалось сзади, совсем близко от ее левого уха.

Эрика повернула голову, при этом слегка оттолкнулась от стойки бара и увидела незнакомого парня. Он стоял, слегка нагнувшись, и изучающе смотрел на нее. Взгляд его блестел. От него пахло бренди. Лет двадцати, высокий, блондинистый, с серыми глазами. В ухе огромная серьга.

Она ничего не сказала и снова облокотилась на стойку. Он обошел ее справа и уселся на высокий барный стул рядом.

– Значит, не скучаешь? – продолжил он.

Эрика пожала плечами. За последние дни таких приставаний было много, и все они начинались примерно одинаковыми словами. Уже две недели, как она освободилась из колонии, и все эти две недели таскалась по разным ночным барам Гамбурга, загоняя тоску в угол и размышляя над тем, как жить дальше. Деньги, выданные при выходе из колонии, заканчивались.

– Что за кислятину ты пьешь? – спросил он и кивнул на стоявший напротив нее бокал с красным вином.

Она снова пожала плечами и вздохнула.

Он понимающе кивнул и подал знак бармену. На стойке возникли два бренди, один из них парень подтолкнул к ней.

– Вернер, – сказал он, – а ты?..

– Эрика.

Они посидели некоторое время молча, потягивая бренди. Затем он достал из кармана куртки сигареты в твердой пачке и спросил:

– Курить будешь?

Она кивнула. Вернер достал две штуки и протянул одну ей. Эрика заметила, что это сигарета необычной конструкции: отсутствовал привычный фильтр. Она была набита табаком только примерно до середины, а дальше был мундштук из плотной бумаги.

– Я курю только сигареты.

Он улыбнулся.

– А это что-то вроде папиросы… Попробуй, тебе понравится. – Он щелкнул зажигалкой.

Эрика сделала несколько затяжек, немного молча посидела, разглядывая на полках бутылки с пестрыми этикетками, потом затянулась еще раз. Вскоре она почувствовала, как настроение поднимается, исчезает тяжесть в голове, а вместе с ней уходят тяжелые мысли, уступая место более легким и простым. Она вопросительно взглянула вдруг заблестевшими глазами на Вернера. Он расцвел в улыбке и прошептал в ее правое ухо:

– Марихуана, – и уже громче добавил: – Слышала такое?

Эрика пожала плечами. Безусловно, она слышала. В тех местах, где девушка еще совсем недавно находилась, это слово входило в обычный лексикон, так же как слова «еда» или, скажем, «вода». Правда, самой ей курить марихуану еще не приходилось. Это строжайше наказывалось в колонии, а Эрике хотелось покинуть ее вовремя. Она решила рассказать Вернеру, где была… Пусть не думает, что перед ним сидит несмышленая девочка. Она тоже кое-что повидала в этой жизни.

– У нас в колонии курили парни и взрослые женщины… правда, очень осторожно, чтобы не попасться…

Он удивленно взглянул на нее и спросил почему-то не про колонию и курение марихуаны:

– А ты что, еще не взрослая женщина?

– Недавно мне пошел восемнадцатый.

– А говоришь, не взрослая… Это, крошка, уже совсем взрослая…

Эрика снова пожала плечами. Это стало ее привычкой еще со времен нахождения в специальном детском доме. Она никак не могла от нее избавиться. Бренди и марихуана делали свое дело, и их беседа приобрела постепенно более доверительный характер. Вернер решился и спросил:

– А за что сидела?

– За кражи…

– Даже за кражи? Значит, было несколько?

Эрика рассказала ему, как ее группа похищала одежду из магазинов, как продавали ее на рынках, как их в конце концов накрыли. При других обстоятельствах она бы ни за что не решилась этим хвастаться, но марихуана развязала язык, и она не чувствовала никакого стыда.

– Так у тебя организаторские способности, – ухмыльнулся он. Девушка снова пожала плечами. Вернер продолжил:

– Одежда – это слишком мелко… Есть вещи покруче. На одежде далеко не уедешь…

– Я собираюсь устроиться на работу…

– Так тебя там и ждут! Где ты, кстати, ночуешь?

– Где придется. В основном у старых знакомых. Ночь здесь, ночь там…

Он предложил ей поехать к нему. Глаза его проникновенно смотрели на ее смазливое личико, и Эрика сдалась. Почему бы и не съездить на одну-то всего ночку?

Однако знакомство с Вернером затянулось не на один день…

26

Мысль совершенно неожиданно пришла в его голову. Была она абсолютно незатейливой, но Макс не отбросил ее сразу же, как многие другие вертевшиеся в голове, так как полезность ее легко было проверить, не прибегая ни к каким серьезным комбинациям.

Макс встал с диванчика и, подойдя к шкафу, начал рыться в старых газетах, которые он не выбрасывал, пока не принимал решения о проведении генеральной чистки. Он искал тот номер «Бильда», который купил по дороге в Карлсруэ. Вот он. Сыщик вернулся с газетой к диванчику и, разложив ее на нем, стал отыскивать маленькую заметочку, над которой так долго размышлял тогда в ресторане.

Его глаза побежали по строчкам и наконец выхватили то, что он искал: «…и черных очках, после чего автомобиль сорвался с места и на первом перекрестке повернул направо…» «Направо…» – повторил он удовлетворенно, хотя из этого факта пока абсолютно ничего не следовало.

Макс захлопнул офис и направился к парковке. Дождя на Шиллерштрассе не было, зато висели низкие тяжелые тучи, которые давили на психику и понижали и без того низкий градус его настроения. Молодой человек поймал себя на том, что не помнит навскидку, какой сегодня день недели. А ведь еще совсем недавно он считал эти дни с точностью до часов…

Сыщик направился в тот район, где находилась Штайнштрассе. Припарковал автомобиль в том же месте, где стоял, когда приезжал к таиландцу. Как это его зовут? Нет, память определенно подводит его на азиатские имена… Он прошел мимо ресторанчика, вскользь глянул на то место, где еще совсем недавно лежало мертвое тело банкира, позволил своему взгляду устремиться чуть дальше и, не обнаружив там бомжа Гюнтера, проследовал на Штайнштрассе. Вот и парикмахерский салон. За стеклом витрины сновали сотрудницы. На всякий случай он поднял воротник куртки и прошел вперед до указанного в заметке поворота направо.

Улочка направо оказалась еще меньше Штайнштрассе и называлась Бергштрассе. Он пошел по этой Бергштрассе, на которой не встретил ни единой души. На первом же перекрестке можно было повернуть в двух направлениях. Сыщик пошел направо. Пройдя метров сто и не встретив ничего, что могло бы его заинтересовать, вернулся назад к перекрестку и теперь пошел налево. В этом направлении улица (звалась она Биркенштрассе) была очень узкой и длинной.