Шрифт:
Закладка:
Они заперли автомобиль Макса, решив, что заберут его при первом же подходящем случае.
– Куда? – спросила Мартина.
– Как куда? Ко мне.
– Не может быть и речи. За тобой нужен хотя бы элементарный уход. Я повезу тебя ко мне.
У Макса не было сил сопротивляться, и он сдался.
В квартире Мартина внимательно осмотрела его голову и сказала:
– Ты знаешь, никакой раны нет, только большая шишка. Удар был нанесен, конечно, тупым предметом, но сильно… У тебя может быть сотрясение мозга. Надо бы показаться доктору…
– Мартина, при сотрясении мозга все равно пропишут покой. Вот и устрой мне его сейчас. Смертельно хочу спать.
– Как, ты мне сейчас ничего не расскажешь о том, что произошло на рынке?
– Давай потерпим до утра.
С утра Мартина позвонила в свою редакцию и предупредила шефа, что приедет попозже. Она сварила кофе, приготовила сэндвичи и, разместив все это на симпатичном подносе, вошла в комнату, где ночевал Макс. Он только что раскрыл глаза.
– Вставай, горе-сыщик…
Макс повертел головой, потрогал рукой шишку и, решив, что он уже чувствует себя лучше, сказал:
– Всех сыщиков когда-нибудь били по голове, а если и не физически, то по меньшей мере морально… Я вижу, ты принесла что-то пожевать. Не откажусь.
– Максик, вижу, что твое самочувствие не внушает опасений… по крайней мере тебе. Так и не пойдешь к доктору?
– Нет, Мартина. Думаю, обойдется. Давай, что ты там принесла…
Макс с аппетитом уплетал сэндвичи, иногда запивая кофе. Мартина решила, что приготовила слишком мало, и не взяла ни одного, довольствуясь лишь кофе. При этом она бросала на него многозначительные взгляды, как бы напоминая о неудовлетворенном любопытстве. Решив не испытывать ее терпение, он, все еще продолжая жевать, начал потихоньку рассказывать. Она слушала молча, но, когда он рассказывал о том, как ходил вокруг павильона, пока наконец не получил удар по голове, не выдержала и воскликнула:
– Лучше бы ты оставался бухгалтером! Там, по крайней мере, нет предмета тяжелее папки с бумагами…
– Успокойся, моя писательница. Ценой своей головы, вызвав огонь на себя, я тем не менее раздобыл очень важную информацию…
– И какую же?
– Это лежит на поверхности. Ты сама могла бы прийти к таким выводам…
– Сначала послушаю тебя.
– Нет сомнения в том, что бриллиант у этого Ахмеда. Иначе бы зачем нападать на неизвестного частного сыщика и бить его при этом по голове? Чтобы иметь в дальнейшем возможные проблемы с полицией?
Мартина поперхнулась кофе и, отдышавшись, быстро возразила:
– Не согласна. А если этот Ахмед достаточно криминальный тип и за ним тянутся другие грешки, то он может опасаться любого сыщика… не обязательно того, который пришел за бриллиантом, которого у него нет…
– Ты хочешь сказать, что у него есть другие причины опасаться любого сыщика! Тогда меня должны были убить…
– Почему?
– Да очень просто. Они меня «аккуратно» вывели из строя, чтобы обыскать и найти то, что я, по их мнению, мог бы иметь… А именно расписки! Не хочешь же ты сказать, что так же они поступили бы и с любым другим, приди он не по делу, связанному с бриллиантом… Это было бы невероятным совпадением.
– Хорошо, продолжай.
– А теперь самый главный вывод. У Ахмеда нет расписок, иначе бы он ни в коем случае не пошел на это. Будь расписки у него, он бы не отказал себе в удовольствии пообщаться с незнакомым сыщиком, которому абсолютно нечего ему предъявить.
Мартина задумалась и, как всякая женщина, которой нечего было возразить, по крайней мере в настоящий момент, но которая была уверена, что эти возражения появятся у нее позже, сказала:
– Хорошо, Максик, там будет видно… Еще какие выводы?
– Дальше, Мартина, не выводы, а скорее новые проблемы… И ты, пожалуй, согласишься со мной. Убийца банкира действовал не в интересах Ахмеда, а в интересах другого неизвестного лица…
– Этим лицом может быть и сам убийца, – вставила Мартина.
– Вот именно. И теперь Ахмед, решивший прикарманить бриллиант неожиданно убитого банкира, опасается этого неизвестного лица так же, как вчера вечером опасался сыщика Макса Вундерлиха…
24
– Мы сделали запрос и установили, что вы приехали из Берлина, – сказал следователь Мор.
Эрика, не поднимая глаз, сказала:
– Да.
– Кроме того, нам стало известно, что вы убежали из дома, не предупредив свою мать.
– Это моя приемная мать.
– Что вы собирались делать здесь, в Гамбурге?
– Работать…
– Но вы же понимали, что в вашем возрасте без всякой квалификации вы не получите мало-мальски приличного места.
Она жалко взглянула на следователя, и тот сразу подумал, что допрашиваемая такого же возраста, как его дочь. Сердце защемило, но он тут же вспомнил, что это его работа, и отвел взгляд. Эрика выдавила:
– Я надеялась… не знаю…
– Где вы жили?
– Где придется…
– То есть ни о какой регистрации вы и не помышляли?
– Нет…
– Как вы пришли к решению начать воровать? – спросил Мор и подумал, что для этого, пожалуй, и не требовалось никакого особого решения, что девчонке просто нужно было что-то есть.
– Я не пришла… Альфред Вакер втянул меня в это…
– А он утверждает, что это вы втянули его и руководили преступной шайкой. Вы понимаете, что на вас как организаторе лежит главная ответственность?
Эрика Пфеффер сидела перед следователем, не смея поднять глаз. Возразить было нечего, и она не рассчитывала на снисхождение. Ведь это она организовала группу подростков из бывших восточных земель для регулярного воровства одежды из крупных магазинов. Она же наладила сбыт по бросовым ценам.
Следователю Мору уже все было понятно, и он решил задать еще парочку непринципиальных вопросов.
– Как вы сбывали ворованное?
– На блошиных рынках. Отдавали тамошним торговцам за небольшую цену.
– И на вырученные таким образом деньги вы могли достойно существовать?
– Когда как…
– На что вы тратили деньги?
– В основном на еду.
– А алкоголь, наркотики? – спросил Мор просто так, зная, какой ответ последует.
– Боже упаси…
– Хорошо, – сказал Мор, – еще один уточняющий вопрос. Вы были на перевоспитании в специальном детском доме Торнов?
Эрика сжалась в комок, так как понимала, что этот факт может рассматриваться как отягчающий при принятии решения о наказании. Она понимала, что следователю все известно и спрашивает он для порядка. Девушка уже не сомневалась, что наказанием будет лишение свободы. Лишь его срок оставался пока неизвестным.