инстинктивно поднимаю колено, ища мягкое место между его ногами, которое наверняка потрясет его, а вместо этого нахожу его ребра из-за неловкого падения. Он наполовину лежит на мне, отталкиваясь от земли, и пытается поймать мое запястье, пока я пытаюсь освободиться.

— Отстань... — Большая ладонь зажимает мне рот.

Ярко-зеленые глаза Дэвиена встречаются с моими. Единственное, что удерживает его нос от прикосновения к моему, — это его рука. Его волосы рассыпаются по плечам и щекочут мне щеку.

— Ты хочешь, чтобы тебя убили? — рычит он.

Я пытаюсь говорить, несмотря на его руку, но приглушенные звуки неразборчивы, пока он не убирает пальцы.

— Твои друзья весь день твердили мне, что я все равно умру. Я могла бы и поторопиться.

— И все же мы все еще пытаемся сохранить тебе жизнь. — Он все еще не отстранился. Его тело прижимает мое ко дну ручья. Вода бьется о мой бок, прохладно контрастируя с жаром его крепких мышц.

— Знаешь, кто еще пытался сохранить мне жизнь? Моя мать и сестры. Знаешь, как они это делали? Запирали меня в комнатах, не давали мне заводить друзей, забирали все, что приносило мне хоть малейшую радость. Они относились ко мне как к вещи, а не как к человеку. — Я моргаю, глядя на него, мои глаза горят.

Слова льются из меня без спроса. Я не хочу говорить эти вещи, не ему, не здесь, не сейчас. Но в этот момент кажется, что между нами не может быть ничего скрытого. Он сжал в пыль все пространство, где могли бы жить секреты. Это просто он, нападающий на мои чувства, как это было уже несколько недель. Только теперь я могу его видеть. Теперь я могу смотреть в эти ярко-зеленые глаза, которые раскрывают меня. Теперь это больше, чем просто прикосновения, и я чувствую его тело на своем, его вес сокрушает мои барьеры.

— Я хочу жить — больше, чем что-либо, — и потому что я хочу этого, я отказываюсь тратить свои часы на чьи-то вещи. Я собираюсь прожить свою жизнь так, как я хочу ее прожить, или умереть, пытаясь это сделать. Так помоги мне жить или будь готов убить меня, — заканчиваю я, голос дрожит.

Он открывает и закрывает рот. Все еще не определившись со своими словами, он перемещает свой вес и вдавливает руку в землю рядом с моей головой. Когда между нами снова появляется пространство, я снова могу дышать. Я никогда не чувствовала себя такой обнаженной.

— Вставай, — говорит он, едва слышно ворча. — Ты простудишься, если будешь лежать в воде.

Дэвиен освобождает место, чтобы я могла встать. Я счищаю грязь и камни со своего рваного халата. Моя ночная сорочке тревожно просвечивает с той стороны, где по мне текла вода. Я затягиваю халат потуже. Если он и заметил неподобающее, то постарался не смотреть.

— Жить так, как хочешь..., — повторяет он и тихонько смеется, покачивая головой. — Какое эгоистичное стремление.

— Прости? — Настала моя очередь сократить расстояние между нами. Я поднимаюсь на цыпочки, чтобы попытаться заглянуть ему в глаза, но все равно не успеваю. — Что ты сказал?

— Ты хочешь прожить свою жизнь, полностью игнорируя всех и вся. Это эгоистично.

— Я принесла свои жертвы. Я заслужила это. — Я качаю головой, отступая назад. — Мне не нужно объясняться ни перед тобой, ни перед кем бы то ни было.

— Ты права, не нужно, потому что тебе явно наплевать на других. — Он пожимает плечами. — Не то чтобы я мог понять кого-то, кто решил прожить свою жизнь таким образом.

— О? И как же живешь ты? Заперся в поместье в мире людей? Находишь невест, в чьих семьях есть вещи, необходимые тебе для твоих ночных ритуалов? Я вообще первая человеческая невеста, которую ты взял? — Я удивлена тем, как сильно я хочу, чтобы он сказал, что это так. Как я была бы ранена, если бы была одной из многих.

— Так и есть. — Он смотрит на меня таким холодным взглядом, что я дрожу. — И я не легкомысленно принял тебя в качестве своей невесты. Если бы у меня был выбор, я бы его не сделал. Я никогда не хотел вовлекать тебя во все это. Если бы твой отец просто отдал мне эту проклятую книгу, когда я впервые потребовал ее много лет назад, ничего бы этого не случилось. Мне пришлось ждать и готовить подношение, от которого, я знал, твоя семья не сможет отказаться.

— Смерть моего отца...

— Я не имею к этому никакого отношения, — твердо прерывает он, но все же несколько мягко обходит деликатную тему. — Я не испытываю и не находил в этом радости. Я послал Орена, ожидая, что он будет вести переговоры с твоим отцом, а не с Джойс. Я даже не знал, что он перешел в Великое Запределье, только то, что он был в отъезде, и слухи о тяжелых временах твоей семьи.

Я облегченно вздохнула.

Он продолжает:

— Но прошлой ночью... когда я наконец-то, наконец-то получил все, что мне было нужно, годы работы, и все это принесло плоды для дела, гораздо больше, чем я сам, гораздо больше, чем ты когда-либо узнаешь... Я...

— Ты? — шепчу я, когда молчание затягивается до такой степени, что я боюсь, что он не продолжит.

— Я все еще думал о тебе. Я оставил тебе то письмо в попытке облегчить ситуацию, если кто-то заявит, что у тебя нет прав на эту землю, на этот дом. О тебе бы позаботились до конца твоих земных дней. И все, что тебе нужно было сделать, это следовать правилам, которые я дал тебе для твоего же блага, и никуда не уходить.

У меня заурчало в животе, и не потому, что я ела пищу из мира фейри. Меня тошнит, потому что я не чувствую запаха дыма, а фейри не могут лгать. Он говорит правду.

Все, что мне нужно было сделать, это никуда не уходить. Одна последняя ночь соблюдения правил, и полная свобода, которой я всегда жаждала, была бы моей. Дэвиен исчез бы из моей жизни, а его богатства в Мире Природы стали бы моими.

— И вот мы снова здесь. — Он покачал головой. — Еще одна ночь, когда ты рискуешь всем, не оставаясь там, где