В 1930 году в стране были закрыты женотделы[236]. В 1934 году И. В. Сталин объявил об окончательном разрешении женского вопроса[237]. Равноправие женщины и мужчины было закреплено в ст. 122 Конституции СССР 1936 года. Власти видели в советской женщине производителя трудовых ресурсов и солдат, а также экономически дешевую, готовую работать за идею рабочую силу.

Прекратилось строительство домов-коммун и «домов нового быта». Вместо конструктивистских построек стали возводиться помпезные сооружения в имперском стиле неоклассицизма. Объединения и студии конструктивистов были закрыты.

Как мы уже отмечали, в 1932 году была введена паспортная система с обязательной разрешительной пропиской. Впоследствии в паспортах стали ставить отметки о регистрации брака, и правовое значение стал иметь только зарегистрированный брак[238].

Разводы стали осуществляться исключительно в суде в присутствии публики. Отчеты о бракоразводных процессах публиковались в прессе. Развод стал компрометирующим обстоятельством, а иногда стоил партбилета.

В отношения супругов власть вмешивалась через подконтрольные ей квазиобщественные организации. За «аморалку» граждан пропесочивали на партийных, профсоюзных или комсомольских собраниях.

В итоге суть семейной политики большевиков изменилась на прямо противоположную: произошел переход от уничтожения традиционной семьи к ее охране и принудительной стабилизации. Соответственно, изменилось и законодательство. Все тот же семейный кодекс (КЗоБСО) 1926 года из закона, ориентированного на минимальное вмешательство государства в семейно-брачные отношения, превратился в репрессивный консервативный документ, регламентирующий практически все стороны семейной жизни.

Патриархальная крестьянская семья, центрированная на домохозяйстве, была разрушена в ходе принудительной коллективизации. Новая советская семья оказалась вполне традиционной, то есть «буржуазной» семьей, мало чем отличающейся от семьи времен «проклятого царизма», хотя и называлась ячейкой социалистического общества. В результате перманентного жилищного кризиса изменился количественный состав семьи, особенно в городах: она стала малой, или «нуклеарной», в которой совместно проживали только родители с детьми[239].

Жилищные страдания

Наряду с методами прямого воздействия на сознание человека – рационального, суггестивного и принудительно-силового – существует множество опосредованных. Одним из наиболее эффективных является изменение жизненного пространства людей. Собственно, многообразие человеческих культур в значительной степени обусловлено именно этим фактором.

В первые месяцы Советской власти и в ходе Гражданской войны произошло качественное изменение среды обитания городских жителей. В рамках идеологии марксизма в ленинской интерпретации наряду с черным переделом земли в пользу крестьян произошел не менее черный (в смысле – все отнять и поделить) передел жилья среди городского населения.

Все жилые помещения в городах были обобществлены[240]. «Советская власть экспроприировала полностью все дома капиталистических домовладельцев и передала их городским Советам; произвела массовое вселение рабочих из окраины в буржуазные дома; передала лучшие из них рабочим организациям, приняв содержание этих зданий на счет государства…»[241]

Право собственности на жилье заменялось жилищным наймом. При таком положении очень быстро основная часть жилищного фонда стала государственной. Жилье сдавалось гражданам по договору найма. Нормативное регулирование стало выделять указанный договор, придавая ему больше социальных функций и, следовательно, перемещая, по существу, договор имущественного найма по поводу одного объекта – жилья – на «границу» частного и публичного права. Государство все больше и больше вмешивалось в жилищные отношения. Контроль за жилищной сферой возложили за НКВД.

В соответствии с декретом СНК РСФСР от 25 мая 1920 «О мерах правильного распределения жилищ среди трудящегося населения»[242], вся жилая площадь сверх установленной местными властями нормы подлежала изъятию и перераспределению. В результате большинству горожан пришлось обитать в так называемых коммунальных квартирах, где случайным образом оказывались люди, различающиеся своими ценностными установками, мировоззрением, а главное – бытовой культурой. Зачастую их разделяли фанерные перегородки, а то и вовсе занавески. Они были практически лишены приватности в своей личной, в том числе и интимной, жизни. А ведь возможность уединения – одно из условий сохранения психического здоровья.

Понятно, что в силу вышеназванных причин жильцам коммуналок очень редко удавалось уживаться мирно. Гораздо чаще проявлялись самые худшие качества человеческой натуры: желание досадить соседу, выжить его с жизненного пространства, отомстить за прошлые обиды, даже если они причинены не им лично, а тем сословием, из которого он вышел. Человек, измученный непрерывными коммунальными склоками, озлоблялся, ненавидел весь мир и только и искал, на кого разрядить свой стресс. Видимо, именно на это намекал Воланд, заявив, что квартирный вопрос испортил москвичей (да и вообще всех городских жителей в стране).

Крестьяне, широким потоком вливавшиеся в ряды рабочих, вообще не имели навыков городской жизни, не знали, как следить за городской квартирой. Например, они не могли смириться с тем, что нужник находится не на задворках домовладения, а рядом с кухней или столовой. Это напрочь противоречило их базовым культурным нормам.

«Та хозяйственная работа, которая так важна для сохранения жилища – вовремя вставить стекло, законопатить щели, вбить гвоздь, залатать крышу, – повседневный ремонт, отсутствие которого приводит к быстрому и прогрессирующему разрушению жилища, – почти совершенно исчезла за время революции, ибо лишилась своей основы – заинтересованности в сохранении жилища со стороны его обитателя, неуверенного в завтрашнем дне»[243]. Только в Москве было разрушено или пришло в полную негодность 11000 зданий, в том числе 7000 жилых, насчитывающих 41000 квартир[244]. Новых домов никто не строил, а старые – не ремонтировал.

В условиях быстрого роста городского населения за счет крестьян страна испытывала острый жилищный кризис. Стало очевидно, что бесконечно заниматься переделом жилищного фонда царской России уже бесполезно. Необходимо восстанавливать разрушенное и строить новое.

В восстановительный период НЭПа власти попытались переложить часть ответственности за строительство и поддержание жилищного фонда на плечи граждан. Жилищная политика Советской России стала резко меняться.

Постановлением Совнаркома РСФСР от 8 августа 1921 г. запускалась новая жилищная политика, допускавшая «возмездное отчуждение недвижимого имущества»[245]. 20 октября была утверждена инструкция Наркомюста и НКВД, устанавливающая, кто и как может приобрести договоры купли-продажи строений[246]. На основе названных документов была утверждена и инструкция НКВД от 14 ноября 1921 года «О порядке отвода и сдачи жилых помещений», предоставившая коллективам жильцов, арендаторам и домовладельцам определенную самостоятельность в эксплуатации помещений с целью освобождения населения от излишних стеснений и регламентаций в занятии жилищ[247].

В докладе НКВД в 1921 году были определены основные направления новой жилищной политики. «Для борьбы с жилищной разрухой в целом должно вызвать самодеятельное попечение населения о сохранности, ремонте и восстановлении жилищ, для чего необходимо:

а) создать в населении уверенность в беспрепятственном пользовании своим жилищем, отказавшись от системы выселений и переселений;

б) укрепить хозяйственную деятельность как коллективов жильцов, так и многочисленных мелких владельцев, гарантируя исправным жильцам, а равно владельцам невыселение и неуплотнение в пределах санитарного минимума;

в) пересмотреть в местах проведенную муниципализацию, установив, какие