Путь оказывается действительно не близкий, а подъём по бугристой поверхности даётся сложнее, чем я представляла. Мы помогаем себе руками, преодолевая одну кочку за другой, забираясь на выступ за выступом. Никлаус двигается первым и старается выбирать дорогу полегче, а когда это требуется, помогает мне забраться выше, подтягивая за руки.

Неудивительно, что мы устаём, достигнув цели.

Я вся взмокла и тяжело дышу, но в отличии от Никлауса, который падает на землю у буквы «W», я нахожу в себе силы, чтобы развернуться к раскинувшемуся под холмом городу. Городу Ангелов.

– Это что-то невероятное, – выдыхаю я.

С правой стороны, среди зелёных холмов, на солнце блестит небольшое озеро. Бугристую землю разбавляют многочисленные особняки с той или иной стороны холмов. Но главное… Главное – сам город. Он невероятно, буквально бесконечно, огромный! Словно передо мной раскинулся целый океан из бетона и стекла.

Не могу поверить, что я здесь и сейчас! Обычная девчонка из России, выросшая на панораме Америки и её городов, которой восхищалась, сидя у экрана телевизора.

Я широко улыбаюсь и вновь разворачиваюсь лицом к буквам. Я помню несколько сцен из фильмов, снятых возле них, а теперь стою здесь сама.

Честно, ещё немного и я сойду с ума от переполняющих меня чувств!

Никлаус тихо смеётся, качая головой, и весело замечает:

– Ты выглядишь так, словно готова расплакаться от счастья.

– И это действительно так! – я делаю большие глаза, затем прячу лицо в ладони.

Не могу поверить. Не. Могу. Поверить.

– Фотографироваться-то будешь? – смеётся этот негодяй.

– Конечно!

Никлаус снова хохочет, но достаёт свой телефон из кармана джинсов и осторожно спускается ниже. Пока он ищет ракурс поудачней, я поправляю волосы, расчёсывая их пальцами, оправляю комбинезон-шорты, радуясь, что одела сегодня именно его – он отлично сочетается с цветом моих глаз, потому фото получатся потрясающими, я уверена.

Я принимаю разные позы, не переставая улыбаться во всю ширь своего рта, и Никлаус в какой-то момент шутит:

– Больше страсти, Ан-ни! Ты же будущая фотомодель, вот и покажи себя с разных сторон.

Я перестаю кривляться и опускаю глаза в землю:

– Вообще-то, я передумала становиться фотомоделью.

– Вот как, – хмыкает Никлаус и, убрав телефон обратно в карман, поднимается ко мне. – Почему?

Я спускаюсь с небольшого холмика и сажусь на него. Никлаус присаживается рядом.

– Мне повезло с внешностью, – негромко произношу я. – И я люблю наряжаться, применять на себя разные образы. Стать фотомоделью было очевидным выбором, пусть и не всегда моя внешность приносила мне удачу. Но мисс Лейн… и ты… Вы дали мне понять, что очевидное – не равно мечта. Поэтому… В общем, сейчас я нахожусь в поисках своей мечты. В поисках того, чем бы хотела заниматься со всей страстью, на которую способна, понимаешь?

Я с надеждой заглядываю в тёмные глаза Никлауса, хочу найти у него поддержки, и он тепло мне улыбается. А затем говорит так, словно совсем недавно понял что-то важное:

– Ты никогда не воспринимала свою красоту, как что-то, что возвышает тебя над другими, верно? Не пользовалась ей в своих интересах. Просто принимала её, как факт, который, ко всему прочему, иногда выходил тебе боком. – Никлаус смотрит вдаль и горько усмехается: – Ты ни на грамм не тщеславна, Ан-ни. Я был таким придурком, когда думал иначе.

– Я тоже сильно ошибалась на твой счёт, – признаю я.

– Но ты… – Никлаус замолкает на пару секунд, подняв на меня недоверчивый взгляд, и спрашивает явно не о том, о чём изначально хотел сказать: – Ан-ни, ты правда в меня влюбилась? В мерзавца, которым я был?

Я смущённо отвожу взгляд и честно отвечаю:

– Ты не всегда был мерзавцем, Никлаус.

– И Оливер таким был не всегда, – глухо замечает он.

Никлаус усмехается своим мыслям, задумчиво откидывается спиной на землю и отрывает листок от кустика, чтобы раздавить его между пальцами.

– Девушка с чистым и добрым сердцем. Вот кто ты, Ан-ни.

Я не знаю, как реагировать на его слова и замечание об Оливере, потому молчу, устремив взгляд вдаль. Мне немного неловко от того, что Никлаус слышал моё признание в симпатии к его сводному брату. Вполне вероятно, оно могло его расстроить…

Я обнимаю себя за плечи, закрываю глаза и говорю на выдохе:

– Я никогда не мечтала о поцелуе с ним, Никлаус. А из твоих запомнила каждый. Каждый.

Он шумно выдыхает, отталкиваясь от земли, и замирает в нескольких сантиметрах от меня. Глаза лихорадочно горят, очерчивая каждую чёрточку моего лица. Тёплая ладонь касается моей щеки. Взгляд Никлауса впивается в мои губы, и он тихо и напряжённо произносит:

– Я тоже помню каждый наш поцелуй, Аня.

Я сглатываю сухость и, нервно улыбнувшись, спрашиваю:

– Даже тот, что случился в твоей комнате? Ты же был пьян…

– Особенно его, Ан-ни, – улыбается он. – Не веришь?

– Верю…

Мы одновременно решаем, что старое воспоминание можно превратить в новое, подавшись навстречу друг другу. Тёплые губы касаются моих, и моё сердце сладко замирает. Но, помня о поведении Ника в последние дни, я жду, что он вот-вот отстранится.

И когда этого не происходит, из моей груди вырывается стон облегчения.

Никлаус на это шумно выдыхает через нос и притягивает меня ближе к своему телу, углубляя поцелуй. Не передать словами с каким наслаждением я обнимаю его за шею, зарываясь пальцами в волосы на затылке. Прижимаюсь к нему ещё теснее. Раскрываюсь навстречу.

Чтобы, наконец, почувствовать то, что так страстно хотела. Его ответное желание.

Вот только длится этот миг до обидного недолго.

Никлаус прерывает поцелуй, но не выпускает меня из своих объятий, прижимаясь своим лбом к моему. Мы оба тяжело дышим. Я не открываю глаз, наслаждаясь послевкусием, приятной негой, окутавшей нутро, а затем слышу, как Ник едва слышно выдыхает:

– Впервые в жизни хочу кому-то соответствовать. Хочу тебя… заслужить, Аня.

– Но мы уже вместе, Никлаус, – шепчу я.

– Нет, послушай, – отстраняется он, перехватывая меня за плечи, ждёт, когда я открою глаза и продолжает: – Ты уже слышала, что всё моё детство прошло в больнице. Я уже тогда понимал, что могу умереть, мне было страшно, но… Нашлось донорское сердце, операция прошла успешно, восстановление тоже далось легко и быстро. Я был окрылён открывшимися перспективами! Как и мои родители. И вот в какой-то момент я осознал, что все вокруг от меня чего-то ждут. Я не знал, чего конкретно, потому слушал их, внимал, пока не осознал, что стараюсь недостаточно хорошо. Они продолжали и продолжали чего-то ждать. И в конце концов, я решил наплевать. Ты не можешь кого-либо разочаровать, если изначально плох. Если по правде, быть мерзавцем удивительно легко и просто. Я и не осознавал, что погряз в жалости к себе – а это была именно жалость – очень глубоко, пока не появилась ты, Ан-ни…