– Конечно! – выпалили они в три голоса.

– И Ваня приехал ко мне с вопросами. Я ему честно ответил, как другу. А он разволновался страшно. Говорит, Нона пропала. Мол, не видел и не слышал ее неделю перед отъездом. И на телефон не отвечает. Хотя собиралась тоже с дачи съезжать. Детей нет. Родственников никого. Один муж молодой. И он, со слов Вани, костры какие-то мощные жег. И Ваня подумал, что он Нону, того…

– И поехал выяснять? – Маша прижала ладонь к губам.

– И его машина сбила!

– Как сбила машина?! – ахнул нотариус. – Я ничего об этом не знал! Он жив?!

– Да. Но в крайне тяжелом состоянии. – Александра снова расплакалась. – Это я виновата. Он стыдился наших отношений. Не хотел видеть дочерей. Пока… И на звонки не отвечал. Говорил, станут его учить жизни. А они бы… предостерегли. Я виновата…

Маша смотрела на нее уже почти с сочувствием. Светка вообще не смотрела в ее сторону. Но все же сказала:

– Я была в больнице. Говорила с врачами. Сказали, что наблюдается положительная динамика. Выкарабкается наш вояка. Вот увидите! С вопросами лезть, конечно, не позволили. Так что делать будем? Вдруг этот Илья и правда Нону сжег? А кто ее хватится? Кому она нужна?

– Нам нужна, – тихо произнес Окунев. – Надо разобраться. Я сейчас позвоню кое-кому.

– Опять уголовнику?! – округлила Маша глаза.

– Нет. На этот раз в полицию. Обыщем участок. И дом. Тряхнем этого Илью как следует…

… – Хорошо-то у вас как, Илья Андреевич. Тишина. Чистота на участке – любо-дорого глянуть. Мало кто сейчас из молодежи так сельским хозяйством увлекается. Ни мусоринки, ни травинки. Любо-дорого глянуть. – Ласково улыбаясь хмурому небу, участковый, по странному стечению обстоятельств носивший фамилию Аниськин, вдруг спросил: – А хозяйка где?

– Что? – Илья, провожавший участкового после затянувшегося чаепития к калитке, вздрогнул.

– Нона где? Генеральша? Мы ее тут все называем – генеральша! А знаете почему, Илья Андреевич?

– Почему?

Илья хмуро смотрел на участкового, впершегося без приглашения и без особой, казалось бы, причины. У кого-то на соседней улице дом вскрыли, а он при чем? Он не видел ничего и не слышал. Всех он, видите ли, опрашивает. Ну, опросил и вали, вали подобру-поздорову. Чего в дом поперся? Чего чая запросил? Время рабочее тянет?

– Не потому, что она генеральская вдова, нет, Илья Андреевич, а потому, что она тут два десятка лет председателем была. Председателем садоводческого товарищества. И получалось у нее. Еще как! Генеральша, как пить дать генеральша! – Аниськин похихикал, похлопал себя по карманам. – Нет закурить, Илья Андреевич?

– Не курю, – буркнул тот.

– Так где Нона-то, не расслышал?

– В город уехала.

– Странно… В город уехала и не доехала. А перед этим все добро на вас переписала, Илья Андреевич. Это как-то…

– Как? – Карманы куртки оттопырились, Илья сжал в них кулаки.

– Подозрительно, да. Вы ее, часом, не того?

– Что «не того»?

– Не кокнули, Илья Андреевич? – Аниськин еще более противно захихикал и даже подмигнул и зашептал доверительно: – Они ведь бабы такие! Кого хочешь доведут. А особенно генеральша! Мне вот ее лично придушить своими руками сотни раз хотелось. А вам, Илья Андреевич? Нет?

– Некогда мне, – вдруг буркнул Илья и настороженно покосился в сторону дома.

Ему показалось, что там как-то шумно.

– Да и мне некогда. Уже сейчас… – Участковый Аниськин глянул на часы и произнес: – Уже сейчас все закончится.

– Что закончится?

Илья напружинился. Шум стал отчетливее. И даже послышался какой-то слабый вой, или стон, или плач. И когда все это стало еще громче, он вдруг побежал.

– Да куда же вы, Илья Андреевич? Куда? Вот чудак-человек! – недобро улыбался ему в спину участковый Аниськин. – Окружено же все. Бежать-то некуда. Уже некуда. А и ладно. Пойду гляну, как она там – наша генеральша.

Нона лежала на носилках, на которые ее уложили, вытащив из холодного погреба. До невозможности истощенная, бледная, глаза ввалились.

– Аниськин, ты?! – прохрипела едва слышно Нона. – Спасибо тебе, спас! На воде и хлебе второй месяц. Убить не решился. Все ждал, подлец, когда я подохну.

– Ох, Нона, – участковый присел перед ней на корточках. Странно нежным жестом пригладил ее спутанные седые волосы. – Разве же ты так просто можешь подохнуть!

– Сволочь, – прошептала она и улыбнулась.

– Еще какая, Ноночка. Ведь просил тебя выйти за меня. Нет, старый, говоришь ты. Выбрала молодого. А он тебя не кормит! В подвале держит. Как ты поддалась, генеральша моя? Как так?!

– Не ворчи, – попросила она жалобно, по бледному лицу побежали слезы. – Ты тревогу забил?

– Нет. Ванька Закатов.

– Ваня?! А он с чего? Мы же с ним почти не общались?

– Да странным ему показалось, что твой молодой избранник мебель твою старую вдруг начал жечь. Он же знал, как она тебе дорога была. И вдруг в костер. Он тревогу и забил. И к Илье неосмотрительно явился с вопросами. Тоже чудак! Никому ничего не сказал и прямо в логово к зверю. А Илюша твой его выслушал, головой покачал, все отрицая. Выпроводил. А потом за поселком нагнал и машиной сбил. Эксперты уже нашли подтверждение на его левом крыле.

– С Ваней что?

– Да жив Ваня, жив. Поправится, врачи говорят. – Аниськин ревниво покусал губы. – Про меня даже не спросишь!

– А что про тебя спрашивать? Вот ты, рядом. Живой, здоровый. Верный.

– Верный. – Аниськин провел ладонью по ее лицу, вытирая слезы. – Эх ты, моя генеральша. Какая же ты…

– Какая же я теперь генеральша, товарищ капитан? Капитанша. Теперь капитанша, – прошептала Нона сквозь слезы и тут же уснула от укола, который ей успели поставить медики.

Аниськин понаблюдал, как ее грузят в машину «Скорой». Подергал дверь, проверяя надежность.

– Смотри у меня! Головой отвечаешь, – погрозил он пальцем молодому водителю. – Самое дорогое везешь.

– Кого же?

– Мою невесту. Очень надо, чтобы до свадьбы все на ней зажило. Теперь-то уж она не отвертится…

Утиная охота

Марина Крамер

Тело мужчины лежало в овраге, небрежно закиданное уже опавшими листьями – осень в этом году решила явиться в конце августа, все время шли дожди, листва пожелтела и начала опадать довольно рано. Участок вокруг трупа был огорожен стоп-лентой, на краях оврага стояли полицейские, внизу уже работали эксперты.

Олеся Вадис все еще возилась у машины, переобуваясь, – меняла ботинки на каблуке на резиновые сапоги, которые всегда валялись у нее в багажнике. В зависимости от сезона их сменяли теплые угги или старенькие кроссовки. Также