Может, Гарри – это выросший Гарри Поттер? По крайней мере, ему удалось обаять моего папу.

– У меня не получится.

– Нужно попробовать. Другого выхода нет. Город переносят, а мы остаемся. Единственный вариант – уехать из Кируны.

Я приспускаю одеяло, так что видны глаза и нос.

– Я только хочу, чтобы всё было как раньше. Чтобы никому не пришлось переезжать. Чтобы Кируна всегда оставалась прежней.

Папа кивает.

– Но теперь что есть, то есть.

– А вдруг со мной в шахте случится паническая атака?

– Тогда мы поднимемся на поверхность.

– Преодолеть один километр под землей – это долгий путь.

– Хочешь взять с собой Юлию?

Я мотаю головой.

– Но с тобой буду я. Всё будет хорошо.

И правда: я больше не могу держать папу за руку. И я понимаю, насколько я одинока сейчас. Да и всегда была.

35

Я кладу руку на лезвие бритвы. Три маленьких лезвия. Отнимаю ладонь и медленно провожу указательным пальцем по острию. И правда, как можно о него пораниться?.. Какая же я глупая! Похоже, стокгольмские девчонки не режут, а просто царапают кожу. Они ведь не хотят умереть. Только почувствовать боль.

Дверь в ванную распахивается. На пороге стоит мама с зубной щеткой во рту. Как обычно, она нервничает.

От удивления она таращит глаза, шикает на меня, и зубная паста капает изо рта в раковину.

– Ты что делаешь?

Мама выхватывает у меня бритву, швыряет ее в ванну и больно хватает меня за руку.

– Ты чем занимаешься?

– Ничем!

Мама так сильно схватила меня за руку, что, наверно, у меня будут синяки.

– Я иду звонить Гарри!

Молли бесшумно проскользнула мимо мамы и уставилась на меня. Кивком головы я показываю в ее сторону, и мама оборачивается.

– Молли, всё в порядке. Иди одевайся. Скоро в школу.

Молли уходить не торопится и смотрит на меня беспокойно. У мамы вид как у сумасшедшей: под глазами остатки вчерашней туши, которую она забыла стереть.

– Успокойся, – прошу я, и мама отпускает мою руку.

– Что за шум?

Высокий голос Молли заглушает шум воды из крана, который мама открыла на всю мощность.

Мы с мамой хором отвечаем: «Всё хорошо». Мама разволновалась, а я спокойно улыбаюсь, подмигиваю Молли, и она тихонько смеется в ответ. Тут я закатываю глаза, и Молли уже не может удержаться от смеха. За маминой спиной я корчу рожи, и Молли ничего не остается, кроме как выскочить из ванной, чтобы не расхохотаться перед мамой.

Мама схватилась за умывальник, так что побелели костяшки пальцев, и старается не смотреть на меня.

– Ты собиралась покончить с собой? – шепотом спрашивает она.

– Ты чем думаешь? Нет!

Я пробираюсь мимо мамы к выходу, но она снова хватает меня за руку.

– Зачем тогда тебе понадобилась бритва?

– Я хотела побрить ноги. Ты совсем спятила!

– Ты же не бреешь ноги!

– Нет, брею!

– Майя, скажи всё как есть. Ты не…

Тут она замолкает, стиснув зубы, и в этот момент мне хочется схватиться за нее, стать маленькой, как Молли. Но я тоже только стискиваю зубы. За последнее время мои челюсти стали только крепче.

– Пойду в школу. Мне пора. Ничего не произошло.

– Не произошло, – устало произносит мама.

Мне ужасно стыдно, но мама ничего не понимает. Я бы никогда не смогла покончить жизнь самоубийством.

Я рассказываю обо всём Юлии.

– Ты что, сумасшедшая? Нельзя резать себя.

Я только вздыхаю в ответ.

– Я и не резала. Мне просто было интересно.

– Что именно?

Не могу произнести это вслух. Что я только хотела проверить, что всё так, как они говорят. Что, причинив себе одну боль, можно унять другую.

– Ну ты даешь!

– Не беспокойся. Не будь как моя мама!

Юлия потупила взгляд. Я ее обидела. Зря я это сделала. Но я не знаю, что сказать. Никому не понять, до какой степени безумия я могу дойти наедине с собой. Даже не хочу говорить. Хочу только, чтобы со мной было всё хорошо.

– Мы с папой собираемся спуститься в шахту, – вдруг говорю я.

Папа уже обо всём договорился, и Стина отпустила меня с уроков. Спускаюсь на следующей неделе. Почти на восемьсот метров под землю. Спускаться придется долго, но еще дольше придется ехать до самой шахты. Гарри полностью одобряет мою затею. Я была у него трижды, и он считает решение спуститься в шахту прорывным. Говорит, что нужно абстрагироваться, и о том, как полезна когнитивно-поведенческая терапия. Я как подопытный кролик, которому нужно научиться по-другому реагировать на ситуацию. Но что я за это получу? Гарри считает – понимание. Даже представить себе не могу, что путешествие в шахту сможет меня изменить.

– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я отправилась с тобой?

Я беру Юлию под руку и толкаю ее бедром.

– Все мои видео у меня в компьютере. Если я умру, ты знаешь, что с ними делать.

– Слушай…

– …не умру. Я знаю. Но мало ли.

36

Пришла настоящая весна. Май. Наверно, в Стокгольме всё уже зеленое. А у нас с теневой стороны дома еще высокие сугробы. Серые, снег вперемешку с гравием. Мне немного зябко. Под кроссовками хрустит гравий. Им посыпаны тротуары в ожидании наступления весны. Вчера Молли навернулась на велосипеде на таком гравии и оцарапала ладони.

Я открываю дверь в библиотеку и делаю глубокий вдох. А ведь совсем недавно я стояла тут, окоченев, стряхивая с ботинок снег, не зная, чего ожидать. Теперь сквозь пыльные окна сияет солнце, и библиотека выглядит совсем по-другому. В солнечном свете всё гораздо красивее. Я дочитала до пятнадцатой главы. Но самое главное, что я прочитала книгу про Месси. Сегодня я прогуляюсь вместе с Альбином. Я так решила. Не успеваю подняться по лестнице, как слышу за дверью его смех. Не буду оборачиваться, пока он не заговорит. Стою на лестнице как вкопанная. Альбин и кто-то еще заходят в дверь. Я стою, не в силах пошевелиться. Но мне нужно взять себя в руки: они уже близко. Слышу беспрерывный смех Альвы. Снова почувствовав ноги, делаю два шага вверх по лестнице, собираюсь сделать третий и растягиваю ногу. Как больно. Как будто эта боль никогда не закончится. Теперь я знаю, что всё это ерунда. Боль, которая приходит на место прежней, всего-навсего еще одна боль.

Когда я несусь к столу, на ходу пытаясь решить,