в кино. Когда девушка снимает очки и видит мир как есть. Ненавижу такие фильмы.

– Какая же я глупая, что так подумала. Ведь он просто сказал мне об этом. И не имел в виду ничего такого. Похоже, он просто хотел узнать, как я себя чувствую.

А я уже нашла книгу про Месси. Четыреста семьдесят семь страниц только о футболе.

34

Нет ничего хуже чувства собственной беспомощности, когда нет сил сопротивляться. Я всё продолжаю ставить будильник. Гарри об этом знает. Мама с папой об этом знают. Мы все топчемся на месте, и только я могу всё изменить.

Перед сном, когда я ставлю будильник, мне хочется плакать. Смотрю на цифры в мобильном телефоне – 01:10. Нажимаю «Изменить время будильника». Можно нажать на красный значок сигнала «Стоп» и прекратить это безумие. Но я не могу.

У меня начинает сводить желудок, к горлу подступает тошнота. Меня охватывает страх. После того случая у библиотеки панические атаки у меня не повторялись. Но только я знаю, насколько всё шатко. Я делаю то, что от меня ждут. Хожу в школу. Там Юлия. Там Стина. Но я по-прежнему просыпаюсь по ночам. Я слабый человек.

Я усиленно моргаю. Слышно, как в гостиной работает телевизор. Неотъемлемый повседневный фон. Я иду спать сразу после Молли. Позор! Все хотят, чтобы всё шло как обычно. Чтобы я вела себя как обычно. Я достаю книгу про Лионеля Месси. Она такая тяжелая, что у меня болит шея, когда я ее читаю. Но мне нравится его биография. Альбин даже не спросил, докуда я дочитала. Мы с ним еще не общались. Только здороваемся и смотрим друг на друга. Где бы ни были: в рекреации, в столовой, во дворе, в автобусе. Мне это и нравится, и в то же время отталкивает. Мне нравится, как он на меня смотрит, и я пишу об этом страницу за страницей в своем дневнике. Но мне невыносимо, что на большее у меня не хватает духа.

На рингтоне будильника играет арфа, я просыпаюсь и, открыв глаза, смотрю в темноту.

Тут что-то не так. Через меня за телефоном тянется чья-то рука. Папа.

Я закрываю лицо одеялом – не хочу видеть папу.

– Майя, – говорит он.

Я хлопаю глазами. Надеюсь, мне снится кошмар.

– Папа, уйди, пожалуйста.

– Мама нашла сумку.

Не думала, что это так заденет меня за живое. Но, похоже, задело.

Под одеялом жарко и нечем дышать. Здесь остановилось время. Здесь невозможно быть начеку. Я вот-вот запаникую.

Я сажусь, и подо мной качается кровать.

– Сначала мы ничего не поняли. Подумали, что ты хочешь сбежать. Но обнаружили в сумке и наши вещи.

Похоже, я всё-таки умру от панической атаки. Ну и пусть.

– На встрече с Гарри ты сказала, что хочешь спасти нас. Думаю, сумка нам пригодится, если случится провал грунта.

Папа произносит «провал грунта» в первый раз за всё время.

Он осторожно приподнимает одеяло, и у меня такое ощущение, что я вот-вот потеряю сознание из-за недостатка кислорода. Лицо влажное от пота. Я втягиваю носом приятный прохладный воздух.

– Интересно, куда подевалась моя зеленая рубашка.

Не могу смотреть на папу. Мне хочется забрать у него свой телефон.

– Я так до конца и не понял, что с тобой произошло.

«Ха! Да ничего серьезного, пап, если не считать того, что я хожу к психологу», – думаю я.

– Мы так рады, что ты снова посещаешь школу. Но вот…

Я смотрю на папин профиль, но в темноте он становится нечетким.

– Ты можешь просто помолчать?

Я забираю у него телефон, чтобы посмотреть время. До взрывов в шахте еще несколько минут. Я отворачиваюсь к стене, чтобы не было видно моего лица в синем сумраке. Папа сидит молча. В комнате темно и тихо. Мы оба молчим, и тут папа говорит:

– Я вот о чём подумал…

Он не успевает договорить. Начинается грохот. Он всё нарастает. Я издаю писк, похожий на мышиный, сажусь в кровати и натягиваю на голову одеяло. В окнах дрожат стекла.

– Послушай, Майя, – говорит папа, протягивая мне руку. Я хватаю ее так крепко, что еще чуть-чуть – и сломаю ему пальцы. Папа обращается ко мне еще раз, а я жду тишины. И она наступает.

– Уже всё закончилось, – тихо говорит он.

– Ничего не закончилось! Всё только начинается. Возможно, именно сейчас и случился провал грунта. Но мы об этом не узнаем, пока не заработают сирены. А погибни ты в шахте, мы бы еще долго об этом ничего не знали.

Я не кричу. Вместо крика из гортани вырывается сдавленный писк. Я отпускаю папину руку. Всё во мне кричит, чтобы я встала и выглянула во все окна в доме. Папа сидит, опустив руки, пока я поднимаю шторы, топаю в коридор, а оттуда в кухню и гостиную. Я ступаю нарочито громко, потому что знаю, что мама не спит. Ведь это она отправила ко мне папу. Она всегда считала меня папиной дочкой. Но это не так.

Я смотрю на улицы, соседские дома, припаркованные машины. Возвращаюсь в комнату и застаю там папу. Вид у него как у медведя после спячки. Я снова забираюсь под одеяло. Как же меня бесит, что папа стал свидетелем моего состояния. Это он меня спровоцировал.

– Может, ты уйдешь?

Папа угрюмо вздыхает и проводит рукой по колючей щетине.

– Ты всегда расспрашивала о шахте, но я думал, что ты уже успокоилась.

«Я стала беспокоиться еще больше, пап», – думаю я про себя, но не говорю этого вслух.

– Ты ведь хочешь, чтобы я бросил работу в шахте. А что мне тогда делать? Ведь я ничего другого не умею.

– Ты можешь найти работу на земле.

– И уехать отсюда?

Я натягиваю одеяло на голову.

– Думаю, это не играет никакой роли – работаю я под землей или на земле. Ты всё равно будешь бояться за меня.

Папа прав. Он заставил меня раскрыть карты. Однозначного ответа нет. Мой решительный настрой сменяется усталостью.

– Я хочу, чтобы ты спустилась со мной в шахту. Чем придумывать, лучше увидеть всё собственными глазами. Я говорил с Гуннаром – тем парнем, который отвечает за безопасность, – он всё тебе объяснит. Он занимается тем, что контролирует риски. Думаю, разговор с ним пойдет тебе на пользу.

Я сижу не шелохнувшись. Осмысляю сказанное отцом. Всё внутри протестует.

Ни за что. Ни за что не спущусь в шахту.

– Мне звонил Гарри. Он сказал, что это называется «абстрагироваться». Нужно