люди! Так и норовят кулачищем в морду заехать, или револьвером под бок ткнуть. Я, знаете, человек тонкой душевной организации и мне такое обращение совсем не нравится. Вот и приходится срочно уезжать. Но вы не беспокойтесь, я же вам говорил, что вместо себя паренька оставляю. Он мальчик бойкий, весь в меня. Вот с ним и договаривайтесь насчет бриллиантов. Если договоритесь, то он вам их предоставит, ну а если не договоритесь, значит не судьба. — я откровенно веселился глядя, на чуть обалдевшего от моего красноречия ювелира.

— Но господин Бендер…. — начал было говорить Гуревич.

Но ему пришлось замолчать. Дверь распахнулась и вошла, нет не вошла, а вплыла его сестричка, Сара — Серафима. В светлом платье, выгодно подчеркивающее её вполне соразмерные достоинства, с изящными сережками в ушах и какой-то фигнёй на шее, название которой я не знаю, она выглядела сногсшибательно. У меня даже, что-то закопошилось внутри. Самое забавное, что и братец её удивленно раскрыл рот при виде этого великолепия.

Мадам удовлетворенно оглядела нас и протянула мне руку. Я подскочил и, щелкнув каблуками, приложился к полной, но изящной ручке, затянутой в тонкую перчатку. (В перчатку! Карл!).

— Мадам! Я потрясён! — я почти не притворялся. Похоже, дама всерьез решила произвести впечатление на такого крутого меня.

— Полноте, господин Бендер. Вы же в Париже были. Неужто там красивых женщин не видели?

— Мадам, да откуда в том Париже красавицы. Видел я там издали одну по настоящему красивую женщину, и та оказалось русской княгиней. Мне один ученый господин, когда я ему пожаловался, что мало в Париже красивых девушек, разъяснил, что европейцы ещё в давние времена своих красавиц на кострах пожгли как ведьм. Так что, мол, нечего удивляться.

— Да что вы такое говорите? — воскликнула Серафима. — Ужас какой! Неужели это правда?

— Не знаю мадам. Может это и не так. Но иной раз не один час ходишь по этому Парижу и редко встретишь очаровательное личико. Но я уверен, появись вы в Париже, были бы там первой красавицей.

Я бессовестно врал и льстил. Откровенная лесть заставила женщину улыбнуться и грустно произнести:

— Ах, Париж! Я, наверное, уже никогда не попаду туда.

— Никогда не говорите «никогда» мадам. И потом вы, можно сказать, своими прелестными руками делаете тут уголок Парижа. — соловьем разливался я, чувствуя внутреннюю поддержку гормонов молодого тела.

— Это как? — непритворно удивилась Сара-Серафима.

— Ну как же. А наш с вами проект. Я как раз и заскочил к вам узнать, что уже сделано и что еще предстоит сделать. И не пора ли уже начать зарабатывать? Если вы все организовали, так, как я вам советовал, то ваше… нет, наше шоу будет круче, чем кабаре в Париже.

Мадам несколько разочарованно вздохнула, видимо ей хотелось и дальше слышать мой трёп о её несравненной красоте, но я уже выдохся и желал перейти к делам. Мадам сначала как-то вяло стала рассказывать о том, что уже успели сделать, но потом увлеклась и было видно, что ей очень нравится заниматься всем этим. Затягивает шоу-бизнес.

Из сказанного стало понятно, что сделано очень много и коллектив почти готов нести обеспеченным горожанам «разумное, доброе, вечное». Я искренне похвалил прекрасную руководительницу этого непростого проекта, спросил лишь:

— Денег хватило? Артистов голодом не морите? Нам нужно, чтоб они были бодры и веселы.

— Пока хватает, и артисты не бедствуют, а некоторые так и вовсе жируют.

При этих словах мадам недобро уставилась на своего братца, который вдруг принял вид нашкодившего кота. Так-так! Михель явно напрашивается на выволочку. Ну что же, за мной дело не станет.

— Мадам, если я правильно понял ваш намек, братец ваш излишне внимателен к некоторым артисткам. И это оказывает разлагающее действие на весь коллектив. Я прав?

Сара несколько удивленно взглянула на меня, видимо не сразу поняв, что я сказал, но немного тормознув, кивнула:

— Все правильно вы поняли. Я тебя Михель предупреждала, не лезь к артисткам, но ты ни одной юбки пропустить не можешь. Теперь Марфушка Кротова говорит, что беременна и на тебя кивает.

— Так! — протянул я.- А Марфушка кто у нас?

— Певица. Хорошо русские песни поет.

— Певица это ладно, ей приплясывать не надо. Лишь бы ваши танцовщицы не беременели, а то кто плясать будет?

— А он и до танцовщиц добирается. — сдала братца Сара. Видимо достал толстяк.

— Вот как! — ледяным тоном произнес я и постарался посмотреть на Михеля своим фирменным взглядом. Тот немного испугался, но, на мой взгляд, испугался недостаточно.

Меня немного смешил испуг этого крупного мужчины, да что там говорить, я его прекрасно понимал. Трудно удержаться от соблазна, когда перед твоим носом, крутят задницами довольно симпатичные и главное доступные девицы. Но как говорится всему свое время и место. И потом лишний раз попугать этого лишенца всегда полезно и для сестрицы его будет поучительно.

Посмотрев бездумным взглядом сквозь него, я проговорил очень холодным тоном, четко проговаривая слова.

— Что же вы любезный, работниц мне портите. Они денежки мне должна зарабатывать, а вы их брюхатите. А⁈

Тростью с размаха врезал по столу прямо перед опешившим толстяком. Тот в испуге откинулся на стуле. Я поначалу только изображал бешенство, но вдруг почувствовал, что меня и вправду захватывает волна какой-то не контролируемой ярости. Выхватив из тросточки свою недошпагу, принялся колотить клинком о край стола, в опасной близости от штанов Михеля.

— Ах ты сучий потрох! Девок портить! — орал я, пытаясь, вернее делая вид, что пытаюсь уколоть бедного Михеля в его самое уязвимое место. Мне всё таки удалось обуздать внезапно охватившее реальное бешенство, и я, несмотря на красный туман в глазах, с трудом, но контролировал себя. Раздавшийся позади испуганный возглас, окончательно привел меня в чувство. Я оглянулся. Бедная Сара-Серафима с белым от испуга лицом с ужасом смотрела на меня.

— Прошу прощения мадам. Не сдержался. — хрипло сказал я и спрятал клинок обратно в трость. — Еще раз прошу покорнейше простить. Но должен сказать, что ваш братец сущий болван. Я ведь его чуть было не лишил самого дорогого.

Я помолчал немного, и, повернувшись к сползшему со стула Михелю, сказал:

— Любезный, если вы тут приметесь плодить бастардов, то, в конце концов, придётся вас кастрировать. А что касается Кротовой, то если она действительно беременна, вам придется оплатить ей