— Почему? — не удержался Воронов, уже предполагая ответ.

И не ошибся.

— К нам он не лез, потому что Ивана боялся! Боялся пуще огня, это я точно знаю! Почему? Не спрашивай! Но боялся!

— И ты думаешь, что эту самую заимку он так и не нашел?

Ирма молчала, обдумывая ответ, потом заговорила.

— Не знаю, кто ее нашел, но — нашли!

— Погоди-погоди, — насторожился Воронов. — От кого ты это слышала?

— Не «слышала», а знаю, — отрубила Ирма. — Борис…

— Борис — это Клевцов? — перебил Воронов.

— Да! Так вот, он осенью, когда уже начались занятия, прислал студента в Балясную, чтобы тот мне передал, что Клевцов снова в селе на другом берегу, там, где мы с Федором эту старуху нашли. Я туда собралась, думала, что иду одна, а, оказывается, Федор за мной увязался. Почему и как узнал — не знаю, и обнаружила, что иду не одна, уже там. Как я ни старалась, улизнуть от него не удалось, пришли вместе в тот дом, куда Клевцов позвал. Пока ждали, а ждали долго, захотелось мне по малой нужде. Пошла в уборную, а Федька за мной увязался. Я и не заметила, а на обратном пути он меня схватил, затащил в сарай. Я сначала-то замешкалась, вроде как уступила, а потом его толкнула, да так сильно, что он пролетел метра три и упал. Упал, ударился головой о стенку сарая, лежит охает. Я испугалась, бросилась к нему. А он, сукин сын, меня схватил и давай по полу расстилать! Я не даюсь, конечно, барахтаемся! И вдруг вижу, стоит деревянный ящик. Я сразу хотела сесть, а Федор продолжает меня тискать. Ну, я ему в зубы и дала. Он откатился в сторону, орет, злой! Потом увидел, что я сижу неподвижно и куда-то смотрю, стал туда же смотреть. Я-то боялась, а он нет! Вскочил, ящик этот схватил, хотел открыть — не получается. Начал его курочить, я говорю: не надо, не знаем же, чей он?

Федор сначала меня отталкивал, потом успокоился. Говорит: ладно, мы сюда ночью проберемся и ящик этот заберем.

Ну, договорились, выходим из сарайки, а тут как раз Клевцов идет. Ну, тут Федор на него и налетел. Побил он его сильно тогда. Студенты услышали, стали собираться, я Федора и утащила, а то нас обоих там ухайдакали бы, — усмехнулась Ирма.

— А потом что? — спросил Воронов.

— Убежали, устроились за околицей, решили, что просидим до того времени, когда все утихнет.

— Так хотелось ящичек спереть? — усмехнулся Воронов.

— А ты не ржи! — вскинулась Ирма. — Ты там не был и судить не вправе!

— Ладно-ладно, мир.

— Федька, конечно, раз тихо сидеть надо, снова ко мне полез… Ну… после уснул… И я решила, что одна схожу. Ну, думаю, если Клевцов меня одну там поймает, скажу, что к нему шла, а если с Федькой, то уже не отвертеться.

— Логично, — кивнул Воронов, снова вызвав гневный взгляд Ирмы.

— Пробралась я туда, — продолжала Ирма, — глянь, а ящичка-то и нет. Все обшарила, может, думаю, куда переставили, а ничего не нашла. Ну, пошла обратно. Иду, уже почти подошла к месту, где Федьку оставила спящего, а он вдруг сзади на меня набрасывается и орет: куда, сучка, ящик спрятала!

— Так он с тех пор на тебя и грешит? — поинтересовался Воронов.

— Ну, а что изменилось-то? — как-то лениво спросила Ирма. — На всю жизнь теперь грех на мне. Да мне, если честно, по фигу! Грехом больше, грехом меньше! Кто считает?

Воронов кивнул, глядя на Ирму, потом спохватился:

— А я так и не понял: с чего ты мне стала про все это рассказывать, связывая с заимкой?

— А! — оживилась и Ирма. — На ящичке том эмблемка такая была… не знаю, как описать… Приедем домой, попрошу у бабки бирюльку тебе показать.

— Кого? — переспросил Воронов.

— Ну, безделушку, вроде медальона. Этот значок и есть с заимки.

— Точно?

— Люди говорили.

Воронов посмотрел на часы:

— Значит, вот что, милая моя, ты сейчас погуляй где-нибудь, посиди в кафе, но только так, чтобы все время быть на виду, ясно?

— Да что ты все командуешь? — снова начала злиться Ирма.

И осеклась, посмотрев на Воронова.

— Делай, как я сказал, если не хочешь вскорости повстречаться с Овсянниковым. Все время будь на виду, не прячься, ясно?

Ирма кивнула.

— И думай все время, соображай, что могло бы стать причиной убийства Овсянникова? Поняла?

— Поняла, — кивнула Ирма. — А что могло стать?..

И снова осеклась.

Воронов отсутствовал часа два, не больше, после чего они отправились в обратный путь. Всю дорогу он молчал, а Ирма не хотела начинать разговор, все еще обижалась.

Ни она, ни Воронов знать не могли, что через полчаса