Два таких праздничных наряда, в соответствии с цветом и затейливым узором на ткани – осеннее и зимнее, давно ожидали своего часа. Эцуко возражала, справедливо указывая, что женское кимоно – одежда значительно более официальная, чем европейское бальное платье, и должно подчеркивать официальный статус мужа дамы. Сам же Ватануки, находящийся в Москве как частное лицо, хотя и с дипломатическим паспортом, надевать парадный мундир не хотел, предпочтя ему немного топорщившийся на нем, но все-таки фрак. «Что ж, раз фрак, – возражала ему Эцуко с улыбкой, но непреклонно, – то платье. Мы пара и должны выглядеть не только достойно друг друга, но и гармонично». В итоге подполковнику пришлось сдать позиции. Было выбрано зеленое платье тяжелого сжатого шелка с золотой бахромой, к которому удивительно шли серьги и браслет с изумрудами, купленные подполковником Ватануки в Лондоне в еврейской лавочке на Бейкер-стрит.��Накаяма, заехавший за супругами в «Метрополь», где они остановились, увидев Эцуко, спускающуюся по лестнице под руку со своим мужем, бодро втянул в себя воздух широкими ноздрями и громко щелкнул каблуками надраенных форменных ботинок с загнутыми мысками, хорошо заметными под явно коротковатыми брюками его мундира.��– Хо, Накаяма-сан, – добродушно засмеялся Ватануки, подходя к военному атташе, – вы выглядите сегодня даже еще более браво, чем обычно!��– Благодарю вас, Ватануки-сан! Это потому, что сопровождать вас на этот русский бал для меня не только служба, но и большое удовольствие. Тем более, с вашей очаровательной супругой Эцуко-сан. – И атташе изобразил на своем лице самую донжуанистую улыбку из тех, что имел в своем арсенале, отчего Эцуко внезапно прыснула и чуть не рассмеялась, вовремя спрятавшись за плечом своего мужа.��Выправляя положение, Ватануки перевел разговор в деловую плоскость:��– Как вы все-таки думаете, что такого приготовили эти русские и почему мы получили столь неожиданное приглашение на совершенно непонятное мероприятие?��– Не могу даже себе представить, – посерьезнев и нахмурив брови, отвечал Накаяма, – от них можно всего ожидать. Русские мне представляются сильным противником, прежде всего, именно благодаря своей непредсказуемости. Их действия невероятно трудно спрогнозировать, а это значит, что приходится учитывать заранее огромное количество вариантов. Это тяжело и сильно осложняет работу, особенно в наших нелегких условиях.��Японцы вышли из отеля и подошли к машине. Стефанович выскочил из-за руля и открыл заднюю дверь. Накаяма ловко оттеснил его и пригласил в салон Эцуко. Пока она усаживалась в своем роскошном платье, военный атташе быстро и очень тихо сказал на ухо Ватануки:��– Прием будет проходить в особняке ВОКСа, я вам рассказывал – это специальная организация, через которую Советы устраивают культурные связи с цивилизованными странами. Один из активистов ВОКСа на японском направлении – профессор Чен.��Ватануки, одной ногой уже стоявший в машине, замер на мгновенье и бросил острый взгляд на ставшее бесстрастным лицо Накаямы, а затем на Стефановича – тот уже садился на свое место и слышать их не мог.��– Хай, – коротко ответил Ватануки и занял свое место рядом с женой.��Подполковник Накаяма сел спереди, и автомобиль мягко тронулся с места.��Улыбающийся Курихара ожидал коллег на месте. Накануне на совещании в японском посольстве, они решили, что предварительное мнение о целях мероприятия можно будет составить по тем представителям советской стороны, которые встретят гостей и объявят, кого из верхушки советской элиты надлежит поприветствовать дипломатам. Как раз для этого первыми в особняк ВОКСа направили иностранных корреспондентов, и среди них – Курихару. В итоге своей разведки он ясно понял, что Сталина и, скорее всего, других руководителей первого и даже второго эшелонов советского государства здесь не ожидают. Сталин в этом году уже посещал ВОКС – он приезжал на встречу с популярным французским писателем Роменом Ролланом. Но теоретически возможность прибытия на Грузинскую улицу «величайшего из грузин» отрицать было нельзя. Никого из великих писателей, поэтов и художников современности – ни советских, ни зарубежных, в зале также не обнаруживалось.��Курихара выступил в роли гостеприимного аборигена, сопровождая шествующих по залу с бокалами шампанского в руках японских начальников. Как журналист, он был знаком со значительно большим количеством персон, чем подполковник Накаяма, а потому представлял русским не только Ватануки и Эцуко, но время от времени и военного атташе, мало известного в московском бомонде. Все трое японских мужчин, раскланиваясь с иностранными дипломатами и советскими чиновниками, особое внимание обращали на последних, пытаясь понять, какого уровня руководители советского государства присутствуют на приеме. Вывод оказался парадоксален: иностранная часть собрания, в которую вошли представители крупнейших стран и огромное количество журналистов, выглядела значительно более внушительно, чем хозяева вечера. Среди прибывших в особняк на Грузинской Курихара смог пофамильно назвать лишь несколько советских бонз – не самых крупных фигур. При посредничестве известного своей предупредительностью по отношению к сотрудникам дипкорпуса бывшего барона, а ныне совслужащего Бориса Штрейгера, он познакомил Ватануки и Накаяму с крайне неприятным в общении напыщенным человеком в отвратительном мешковатом костюме, – главным редактором главной советской партийной газеты «Правда» Львом Мехлисом. Мехлис, с зализанными назад черными волосами, прищуренными глазками и большим носом, выкатил грудь колесом и строго посмотрел на японцев, а Накаяме пожал руку с такой силой, как будто пытался вызвать его на поединок прямо здесь и сейчас.��Сам подполковник, наоборот, долго не отпускал руку ставшего только недавно кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП(б) одного из главных героев борьбы с японскими захватчиками на Дальнем Востоке Павла Постышева. Сам Постышев при этом неотрывно смотрел на Ватануки, а тот на него. Когда Курихара представил их, Постышев очень тихо спросил:��– Мы не могли встречаться с господином Ватануки раньше?��Курихара перевел вопрос, Ватануки широко улыбнулся и отрицательно покачал головой:��– Нет, я впервые в Советской России.��– И на Дальнем Востоке не приходилось бывать? В Дальневосточной республике?��Ватануки улыбнулся еще более широко и снова покачал головой.��– Жаль, – улыбнулся в ответ Постышев, – очень уж господин Ватануки напомнил мне одного давнего японского знакомого. А уж если представить вас в военной форме, то и вовсе…��– Нет, нет, это просто физиогномический парадокс, – засуетился Курихара и поскорее отвел Ватануки от опасного дальневосточника, тем более что к ним приближался уже, пожалуй, самый титулованный из хозяев приема – член ЦК, старый большевик, теоретик социализма, друг Ленина и Горького, считавшийся неформальным покровителем советской интеллигенции, но сам теперь находящийся в опале, главный редактор газеты «Известия» Николай Бухарин. Курихара начал шептать было его имя на ухо Ватануки, но тот и сам уже узнал большевистского лидера по портретам, в том числе по сохранившимся в памяти Ватануки давнишним полицейским ориентировкам, когда ему довелось своими глазами наблюдать арест возвращавшегося из Америки в Россию большевистского агитатора в порту Иокогамы в апреле 1917 года. Но тогда Ватануки всего лишь стоял в негласном оцеплении, не светился и числился в резерве переводчиков,