о том ли человеке говорите?��– Красный граф – Алексей Николаевич Толстой, – краснея, ответил Чен, решивший играть японца до конца. – Мы встречались несколько раз. На разных мероприятиях.��Любовь Вагнер снова нервно расхохоталась, как перед этим при упоминании о «Красном японце».��– Нет, вы точно не русский человек. Эту пустышку, бастарда Алешку Толстого он знает, да еще «красным графом» величает, а настоящего графа Льва Николаевича, похоже, даже не читал. Как, впрочем, и Достоевского. Да, чувствую я, придется мне поделиться с господином Накаямой своими догадками относительно того, кто такой Красный японец.��– Я рад, что мы наконец-то перешли от отвлеченных никчемных разговоров к делу, – холодно и сухо оборонил Чен, – и впредь давайте не будем забывать о том, что нас с вами связывает прежде всего именно оно – дело.��– Да уж, в эффективности вам не откажешь… – попыталась было продолжить дискуссию Любовь Вагнер, но Чен довольно резко прервал ее, и она сразу осеклась.��– Любовь Петровна, вы давно и довольно успешно работаете с японскими дипломатами и журналистами. Фактически благодаря именно вам нам удалось выяснить, что работающий в Москве под видом журналиста японец Курихара на самом деле является офицером военной разведки и планируется в дальнейшем для долгой работы на территории Советского Союза. Косвенным образом вы даже содействовали исполнению этих планов, так хорошо обучив его русскому языку, – улыбнулся Чен.��– Ну, уж извините – плохо работать с детства не приучена!��– Извиняю. Но есть вещи, которые я пока не извинить, ни понять, ни даже оценить толком не могу.��– Какие же, например?��– Например, то, что вы сами, по своей собственной инициативе вдруг установили личный контакт с военным атташе посольства подполковником Накаямой. С чего бы это вдруг, Любовь Петровна? По какой причине? Кто вам дал эту идею? Кто санкционировал контакт? Точно не я. А ведь мы с вами когда-то договаривались, помните? Никакие контакты – встречи, разговоры, даже взгляды в сторону – ничего не должно осуществляться без моей санкции! Забыли? Я напоминаю вам об этом. И напоминаю, что я за вас точно так же, а возможно, еще в большей мере, отчитываюсь перед своим начальством.��– А я-то думаю, что вы обо мне так заботитесь! А вы испугались! Дрожите вон, как осиновый лист!��– Я не дрожу, Любовь Петровна, это вы напрасно. И переживаю не только за себя, но и за вас.��– Вот как? Почему же?��– Вы невнимательно меня слушали. Я в начале разговора рассказывал о синоби. И, хотя говорил и о нашей службе тоже, все же нельзя забывать, что синоби – явление японское. С вами, точнее, против вас и против нас, работает одна из мощнейших разведок мира. Работают не просто профессионалы, а прирожденные мастера. Часто даже мастера по наследству – не удивлюсь, если у господина Курихары или у господина Накаямы предки занимались этим же искусством. На Дальнем Востоке вообще большинство профессий передаются по наследству – это повышает уровень овладения ими в каждом последующем поколении. Японцы же обожают стремиться к совершенству, даже когда знают, что оно недостижимо.��– У нас тоже были раньше проститутки «по наследству». Ваша власть искоренила эту пагубную традицию, да, видно, не до конца, – усмехнулась женщина.��– Не передергивайте. И не уходите от ответа на вопросы: кто стал инициатором вашего знакомства с подполковником Накаямой? И кто санкционировал вам это знакомство? Или вы решили проявить инициативу? В таком случае, вы знаете, ваше поведение может быть расценено как попытка измены родине. Учитывая особо секретный характер вашей деятельности, степень ознакомления с фактами, составляющими государственную и военную тайны Союза ССР, учитывая даже просто то, что вы знаете, кто я такой, следствие и суд над вами будут очень быстрыми, короткими и закрытыми. Приговор вы знаете заранее.��Любовь Вагнер дрожащими пальцами снова достала очередную пахитоску из портсигара, но никак не могла ее зажечь. Чен молча наблюдал за ней, не выказывая ни малейшего желания помочь даме. Лицо его снова напоминало каменное изваяние Будды со страниц рубрик «Увлекательные путешествия» какого-нибудь журнала «Нива» – ни переживаний, ни усмешки, ни вообще каких-бы то ни было эмоций. Краем глаза Люба видела это застывшее лицо-маску, и ей становилось настолько страшно, что тошнота то и дело подкатывала к горлу. Отчаявшись, она бросила возиться с никак не зажигающейся пахитоской и села, откинувшись на спинку кресла.��– Любовь Петровна, пока с вами не начал беседовать следователь, расскажите все мне – дешевле обойдется. Кто заставил вас пойти на этот контакт, Люба?��– Это все ваши вопросы?��– Гражданка Вагнер, не надо пытаться со мной торговаться. Вам придется ответить на все вопросы, сколько бы их ни было. Но сугубо для вас, учитывая наши, опять же, особые отношения, отвечу вам тоже: нет, это не все вопросы. А предвидя следующий ваш, задам свой: кто разрешил вам познакомить с японскими разведчиками Курихарой и Накаямой вашу дочь Марту?��– Он же сказал, что это все согласовано, – закрыла глаза руками и застонала, раскачиваясь на кресле, женщина.��– Кто? – быстро переспросил Чен. – Кто он? Накаяма? Курихара?��– Нееет, – стонала Вагнер, – не они. Он ваш. Ваш, проклятое племя.��Теперь Чен встал со стула, развернул его как положено, подошел к окну сбоку и около минуты внимательно разглядывал улицу, стараясь не высовываться при этом из-за занавески.��– Наш… Наш. – Чен вернулся к стулу и сел на него. Пососал в задумчивости чубук трубки:��– Заманилов?��– Да, – тихо, молча размазывая слезы по щекам, заплакала Люба Вагнер. – Он. Это он приказал познакомиться с Накаямой…��– Зачем? – быстро переспросил Чен. – Что он хотел от Накаямы? Какое было задание?��– Не знаю. Хотел, чтобы я продолжала принимать подарки от Курихары, чтобы Накаяма тоже начал мне передавать эти свертки.��– Свертки?��– Ну да. Такие же, как я вам передавала от Курихары. С одеждой, тканями, драгоценностями…��Теперь Чен откинулся на спинку стула и долго с удивлением смотрел на плачущую женщину. Когда та успокоилась, он снова поднялся и подошел к окну. Теперь сложная, порванная до этого в нескольких местах цепь событий последних дней начала постепенно выстраиваться в его сознании в ясную линию.��Непонятно кем организованная слежка, шпик со странно знакомым лицом, загадочные бюрократические схватки под ковром в Особом отделе, обострившиеся с внезапным перемещением в отдел провинциального жулика Заманилова (а в том, что бывший завхоз являлся не шпионом, а именно банальным жуликом-карьеристом, Чен не сомневался ни минуты), – все это расплеталось теперь из слишком витиеватого узора всего в несколько не слишком тонких и ярко-белых нитей, разорвать которые не составило бы особого труда. Оставалось понять: надо ли это делать? И если все-таки разрывать эту паутину, то с чего начать?��Чен вернулся в комнату. Вагнер уже окончательно успокоилась и снова курила. Арсений убрал трубку в футляр, спрятал в карман, посмотрел внимательно на женщину.��– Как получилось, что с Курихарой начала