Шрифт:
Закладка:
– Отойдите, пани, – дернулся к ней Храбр.
Спохватился и опустил руки, которые уже протянул, чтобы перехватить девушку и отвести от опасного места. Веселина повернула голову и прищурила серые с голубыми крапинками глаза. Ее взгляд жег Храбра хуже полуденного пекла. От него нельзя было отгородиться навесом. Храбр знал, что, если он сейчас развернется и молча сбежит в избу к матери, этот взгляд все равно будет прожигать его до самых костей. Храбр сухо сглотнул и провел ладонью по волосам, пытаясь хоть куда-то пристроить руки.
– Ты, никак, испужался за меня, а, медведь?
– Там скользко. Вода пролилась.
– А ежели упаду? – Веселина отвела глаза от Храбра и снова всмотрелась в молчаливую воду. Храбр незаметно перевел дух. – Будешь плакать?
– Я?
– Ты, ты. Ты на меня не смотришь никогда. Всегда замолкаешь, когда встречаемся с тобой. Противна я тебе, да, медведь?
– Пани, – Храбр растерялся. – О чем вы молвите? Разве вы можете быть противны? Вас же все любят. Вы же как… Как луна, когда она в полну силу входит.
Веселина остро глянула на Храбра. Он уже кусал губы и сжимал кулаки, ругая себя за то, что наговорил. Храбр собрался было извиниться, как вдруг Веселина метнулась к нему и встала так близко, что он почувствовал запах свежего хлеба и цветочных притираний, которые отец привозил ей из Златоборска.
– А у луны есть выбор, выходить на небо или нет? По чьему велению она каждую ночь должна освещать землю? И не потому ли она так холодна, что выбора у нее и нет?
В голове Храбра зашумело. Он не понимал, о чем говорит Веселина, дочь головы, самая завидная невеста, та, кем Храбр позволял себе лишь полюбоваться издали. Он, безотцовщина с навьей кровью, не смел и мечтать о том, чтобы оказаться так близко к ней. А уж о том, чтобы Веселина провела теплой ладошкой по его плечу, легонько касаясь перевитых жил на руках, и во сне помыслить не мог…
Веселина продолжала поглаживать руку Храбра, словно не замечая, как он застыл, боясь даже дышать.
– Не потому ли ты меня луной назвал, Храбрушко, что думаешь, будто я так же холодна?
– Нет! Нет, что вы, пани, как можно…
– Молчи. Не верю я тебе. Впрочем, коль не врешь – докажи. Через три дня Купало. Докажи мне, что рядом со мной тепло. Докажи, что луна восходит, потому что сама того хочет…
Храбр молчал. Он не знал, что сказать. Чего ждет от него в ответ Веселина, глядя широко распахнутыми глазами и по-прежнему не убирая пальцев, гуляющих по его плечу? Кожу жгло там, где ее касалась девичья рука. Храбр огляделся: вокруг не было ни души, как назло. Парень снова наклонил голову, пряча глаза за волосами. Открыл и закрыл рот, но не смог вымолвить ни слова.
Веселина наконец отступила, продолжая без улыбки разглядывать Храбра. Потом отвернулась и пошла прочь, не попрощавшись, но ее слова про луну звенели в ушах Храбра, рокотали кудесом, не желая стихать или исчезать. Сердце его оказалось сильнее разума. Когда девушка скрылась промеж домов, Храбр наконец отмер и прошептал едва слышно:
– Докажу.
* * *
Храбр знал, что у купальских костров ему не будут рады. Но сегодня, кажется, впервые за всю жизнь ему было все равно.
Он то и дело одергивал чистую белую рубаху и приглаживал рукой волосы, в который раз думая, не лучше ль было подрезать отросшую до лопаток гриву. Поводил широкими плечами, опасливо слушая, как трещит неношеная ткань. Мать смотрела искоса, покусывала губы и вздыхала.
– Да что ты, мать? – не выдержал Храбр. – Я же на гуляния иду, а не на битву!
– Волнуюсь я, Храбрушко, – женщина потупила взор и медленно принялась оборачивать полотенцем горшок с еще теплой кашей. – Не по себе ты девицу приглядел. Отец Веселины – голова, а твой…
– Я про отца знаю и без твоих причитаний, – отрезал Храбр грубо.
Поднялся с лавки, одернул рукава и в три широких шага преодолел маленькую комнатку. Помедлил на пороге. Потом буркнул, не оборачиваясь: «Ложись, не жди». И вышел прочь – только дверь хлопнула так громко, что старушка, оставшаяся в избе одна, вздрогнула. Потом медленно прижала к губам край полотенца, повалилась на лавку и всхлипнула.
На душе у Храбра тоже было тяжело. Он ругал себя, что ни за что обидел мать. Пару раз обернулся, подумывая, не вернуться ли, чтобы попросить прощения. Но теплый ночной ветер принес запахи горящих костров, примятой босыми ногами травы, дыма, браги и человеческого пота, и он пошел за этими запахами, как за путеводной нитью.
Подумав, Храбр не стал выбирать главную тропу, по которой на берег отправилась молодежь волости. Свернул в сторону, на неприметную, едва видневшуюся в зарослях лопухов и крапивы светлую ниточку шириной в одну стопу. Тропка вилась через подлесок, огибала поляну папоротников и карабкалась на небольшой пригорок, у подножия которого и собрались гуляющие.
Храбр остановился, разглядывая тех, кто всегда смотрел на него словно на пустое место. Он не скрывался, но никто его не замечал – всех больше интересовали жар разгоряченных тел, едва прикрытых легкой одеждой, да пьянящее обещание близости, за которую в эту ночь не будет никакого наказания. Храбр не спеша выглядывал тугую светлую косу, перевитую зелеными лентами. Только Веселины нигде не было. Храбр встревожился. Что, если мать права и Веселина задумала лишь посмеяться над ним?
Нет. Храбр даже головой замотал, прогоняя темные мысли, и отступил от края пригорка.
Не могла она. Только не Веселина, самый светлый и добрый человек, которого он знал в своей жизни.
Вдруг его руки несмело коснулись чьи-то прохладные пальцы. Храбр обернулся так резко, что сердце на мгновение зашлось в груди и пропустило удар. А потом забилось снова, вдвое быстрее: рядом стояла та, что занимала сейчас все его мысли.
– Золотым лучом тебе дорога, Храбрушко. Как ты здесь очутился? Почему не празднуешь со всеми?
– Я о том же тебя спросить хотел, – улыбнулся Храбр.
Ночь скрывала
