Шрифт:
Закладка:
Очередная легенда, ставшая правдой прямо на глазах.
— Наверное, вы хотите спросить, почему с такой техникой мы еще не взяли приступом столицу. — Улыбка на лице человека померкла. — Дабы устранить возникшее между нами напряжение, открою небольшой секрет. Эту технику, которой с нами поделились снежные люди, можно использовать только в Белом Лесу. За его пределами она вызывает весьма… плачевные последствия.
Хаджар не поверил этим словам. Да, они могли оказаться правдой, но он все равно не поверил. Слишком сильно в его голове укрепилась развитая за годы рабства паранойя. Слишком малому количеству людей он верил на слово. И этот в их число точно не входил.
— Позвольте представиться, бывший генерал бывшей Северной армии — Атикус.
Бывший генерал поклонился и тут же выпрямился. Его пергаментная, иссеченная шрамами кожа сильно отличалась от прошлого. Сухие руки не походили на те могучие, обвитые мышцами, которые помнил Хаджар.
Давно немытые, густые черные волосы, свободно лежавшие на плечах, тоже отличались от образа, оставшегося в памяти “бывшего” принца.
Генерал Атикус — ближайший друг короля Хавера. Тот, кто прошел с ним через десятки войн, побывал в тысячах битв и сражений. Сильнейший генерал своего времени. Тот, кого боялись все окрестные королевства.
Человек, на которого когда-то в детстве Хаджар хотел равняться. Кто вызывал безмерное уважение и всегда своим присутствием всех успокаивал и веселил.
Человек, который предал своего короля. Который впустил имперский легион в столицу. Который открыл дворцовые пути людям Примуса. Кто поддержал узурпатора в его борьбе за трон. Кто изначально был ответственен за клятую рудную жилу.
Бывший виконт Дарский…
Именно он стал тем небольшим камешком, который привел к лавине, которая погребла под собой жизнь Хаджара.
— Генерал Хаджар Травес. Вы не представляете, насколько я рад нашей с вами встрече.
А в голове сама собой пронеслась полузабытая молитва:
“Герцог Велен, граф Васлиа, Примус, наместник, виконт…”
Глава 236
— Наслышан о ваших подвигах. — Атикус опустил сухие ладони вниз.
Но Хаджар знал, что не стоит обманываться изменившейся внешностью. От бывшего товарища Хавера все еще веяло былым могуществом. За прошедшие годы оно даже укрепилось и усилилось. Видят боги, нынешний Атикус был не слабее самого Хаджара.
— Признаться, меня несколько нервируют смотрящие мне в спину стрелы, — спокойно произнес Хаджар, показательно убирая руки за спину — подальше от рукояти Лунного Стебля.
Этим он демонстрировал, насколько большого мнения о лучниках повстанцев. И скрип тетивы вместе с обрывистыми ругательствами стал для его ушей усладой. На губах сама собой появилась кровожадно-шаловливая улыбка.
— Ваши умения делают вам честь, Безумный Генерал. — Атикус кивнул в сторону леса, и скрип прекратился.
На этот раз лучники действительно убрали стрелы в колчаны. Теперь уже оба отряда, напряженные и накрученные, ждали, чем же разрешится диалог их предводителей. Вот только в случае с королевским отрядом возможность перехода к сражению не выглядела заманчивой.
Как им сражаться с теми, кто по своей воле может входить и выходить из снега так же легко, как они сами из собственного дома? А повстанцев — во всяком случае, так хотелось верить лейтенанту — напрягало присутствие прославленного генерала Травеса.
Если до победы над патриархом секты Черных Врат его уважали, то после — начали бояться. Для воина из захолустного королевства к неполным двадцати пяти годам подняться на ступень трансформации смертной оболочки, достигнуть единства с миром и одолеть истинного адепта — чудовищное достижение.
Достижение, достойное, чтобы его воспевали в песнях еще тысячу лет.
Многие утверждали, что если бы Безумному Генералу повезло родиться в империи, то он уже бы смог достичь стадии Небесного солдата.
— Возможно, вы слышали, генерал Атикус, что я не большой поклонник светских бесед.
Предводитель повстанцев кивнул и слегка изогнул уголки едва ли не черных губ.
— Даже до нашего захолустья доходит эхо от песен о вас, генерал. — Голос у Атикуса был таким же мертвым, как и кровавый снег вокруг. — Я знаю, что вы любите сразу переходить к делу.
И вновь тишина. Хаджар не стал принимать слово и молча смотрел в темные глаза собеседника. Наконец Атикус покачал головой и продолжил.
— Это немного невежливо, юноша, — произнес он.
Хаджар едва не вспылил. Этот предатель потерял возможность поучать его в тот самый момент, когда продал своего короля и страну. Великих усилий стоило Хаджару не потянуться к рукояти Лунного Стебля и не помериться силами с кумиром далекого прошлого.
— Здесь не я заставляю гостя ждать, — развел руками Хаджар.
Он сделал это специально, чтобы хоть как-то отвлечь тело от попыток взять контроль над разумом. Уж слишком чесались его ладони и непроизвольно тянулись к рукояти клинка.
Атикус каркающе засмеялся. Он нынешний действительно немного походил на ворону. Особенно образу добавляло деталей наличие простых, заплатанных одежд. От тех, что были надеты на Хаджаре, они отличались лишь более темным цветом.
Хаджару не хотелось признаваться даже самому себе, но такому выбору своего наряда он был обязан маячившему в детстве образу великого генерала. Все же детские впечатления, несмотря ни на что — самые стойкие.
— Зачем вы пришли сюда, генерал? Неужели решили отомстить за сорванную свадьбу друга?
— А что, если и так?
Атикус сощурился и снова кивнул. Опять заскрипели тетивы, и Хаджар таки смог ощутить присутствующих. Смутно, тускло, как если краем глаза заметить горящую свечу в ясный солнечный день. Но даже этого хватило, чтобы признать численный перевес на стороне повстанцев.
Поляну окружили по меньшей мере несколько тысяч лучников. Сколько за их спинами стояло пехотинцев — этого Хаджар уже не мог подсчитать.
— Тогда, боюсь, вам придется продемонстрировать на деле, правда ли это, что вы можете отразить пять тысяч стрел.
Теперь уже пришел черед Хаджара щуриться.
— Пять тысяч — не знаю. Но ваши три с половиной — вполне.
Атикус не подал вида, что его как-то задел такой укол и намек на вранье. Какой предводитель может называть себя предводителем, если не попытается блефовать во время переговоров? Особенно когда этот блеф можно подтвердить чем-то не менее существенным.
— Я бы мог уточнить, что даже если вы и выживете, то ваш отряд — вряд ли. — Теперь уже и голос Атикуса