Поэтому я глубоко вдыхаю и начинаю говорить:

– Франшиза «Вспышка»… Очередной фильм выходит в кинотеатрах в следующем месяце.

– Ага, знаю. Трейлер крутят по телику буквально в каждой рекламе.

Я кошусь на Блейка. Он выставляет перед собой ладони, как бы извиняясь, и делает вид, будто застегивает рот на молнию.

– Продюсеры боятся, что скандалы в прессе с участием кого-то из актеров отрицательно повлияют на кассовые сборы. И это распространяется также на их семьи. Вроде меня.

– Значит, ты – ходячий скандал? – усмехается Блейк.

– Я не нарочно, – говорю со стоном, затем роняю голову на руки и потираю виски. На языке все еще ощущается сладкое шипение шампанского с той пресс-конференции. Шампанского, ставшего последней каплей в крайне неглубоком море – скорее луже – оплошностей Милы Хардинг. – За несколько месяцев я пару раз напортачила – совсем немного, и будь я обычным подростком, никто бы и внимания не обратил, но в папином мире из этих инцидентов раздули целую трагедию.

– Каких таких инцидентов?

– Например, показала папарацци средний палец. А в интернете легко можно найти видео, где меня тошнит на одной из папиных пресс-конференций. – Роняю руки на колени и поднимаю пылающее лицо. – Если ты еще не видел, то, пожалуйста, не пытайся загуглить.

– Обещаю, не буду гуглить видео, где тебя тошнит, – говорит Блейк с улыбкой, прижимая ладонь к сердцу. Его колено вновь касается моего, и на этот раз я не отстраняюсь.

– От нового фильма многое зависит, и продюсеры контролируют буквально каждый папин шаг, работая над рекламной кампанией, поэтому…

– Поэтому проще тебя устранить, чтобы ты ничего им не испортила?

Ой. А из чужих уст правда звучит даже ужаснее.

Я смотрю на Блейка, и в его хмуром взгляде отражается одновременно и жалость, и сочувствие. Возможно, ему знакомы мои переживания. К горлу подступает вина; следовало держать рот на замке – Рубен убил бы меня, если бы знал, что я растрепала Блейку наши маленькие секреты, но мне ужасно тяжело сдерживаться. Когда кто-то понимает, каково ощущать над собой такое мощное давление… ну, становится как-то спокойнее. Приятно сознавать, что не тебе одной не позволено совершать так называемые ошибки.

– Я представляю для них опасность, – бормочу. – Вдруг что-нибудь отмочу… Фильм для них важнее всего.

– Так тебя выслали сюда до премьеры? – заканчивает Блейк.

Очевидно, ему известно, на что способна публичная фигура ради сохранения репутации. Не одни кинозвезды так поступают. Мэру Нэшвилла тоже ни к чему скандальные заголовки.

– Скорее всего, дольше. Сперва фильм должен заработать положенные миллионы в прокате. Папин менеджер запретил мне даже покидать ранчо. Полагаю, он ждет, что я запрусь в комнате или стану невидимкой. Так что да, никто не должен был знать о моем приезде. А теперь знают все.

Описав ситуацию, я осознаю, насколько она нелепая: меня заперли в Фэрвью, чтобы я не напортачила, ради фильма, в котором я даже не снимаюсь. Если бы тем утром после пресс-конференции я не страдала от похмелья и стыда, то, возможно, с большим рвением принялась бы отстаивать свои интересы. Я сумела бы сохранить хладнокровие и заявить Рубену, что никуда не поеду. А еще мне следовало отважиться и прямо спросить папу, что ему важнее – какой-то фильм или родная дочь.

– Забавно, как все считают, будто жить со знаменитым родителем просто замечательно, да? – усмехается Блейк. На его лицо находит тень. – Они понятия не имеют, каково это. У тебя есть братья или сестры?

Горло сдавило так, что едва получается говорить. Я поворачиваюсь к нему, при этом наши колени теснее прижимаются друг к другу.

– Нет. А у тебя?

– Не-а. – Он закатывает глаза. – Круто, правда же? Рядом нет никого, с кем можно разделить бремя. Все внимание сосредоточено исключительно на тебе. Обожаю быть единственным ребенком!

– Ага, отстой.

Блейк вдруг хмурится.

– А на автопикнике я продолжил приковывать к тебе внимание… – С виноватым видом он касается моего колена. – Черт, Мила, прости. Я ужасно расстроил тебя тем вечером.

Завороженная рукой Блейка на моей ноге, я молча таращусь на его пальцы – на то, как они сжимаются, будто их хозяин сам не осознает, что делает. Он следит за моим взглядом и резко отдергивает руку. Его шею заливает румянец.

– Я была не расстроена, – поправляю. – Я была зла.

Внезапно раздается громкий стук в стеклянные двери. Мы с Блейком одновременно вздрагиваем, вырванные из нашего пузыря, и поворачиваемся. Бейли вскакивает и принимается бешено лаять на дверь, отчего у меня еще больше ускоряется сердцебиение.

Снаружи стоит миссис Эйвери, уперев руки в бока, внимательно смотрит на нас через стекло.

– Обед готов.

Лицо у нее напряженное. Наконец она разворачивается на каблуках и шагает обратно к дому. Я сижу растерянная, пытаясь понять, привиделось ли мне неодобрение в ее глазах.