Шрифт:
Закладка:
– Он был хорошим человеком. Добрым, щедрым. Полным жизни. Все в деревне его любили, а он просто горел делами прихода и часовни.
– Насколько я поняла, он очень интересовался ее историей.
– Да. Преимущественно мучениками.
– Он когда-нибудь упоминал имена Мерри и Джой?
– Тех исчезнувших девочек?
– Вы о них слышали?
– Это маленькая деревня. – В его голосе слышится раздражение. – И такие события происходят не каждый день.
– Но это было очень давно. Вы тогда, наверное, были совсем юным.
Он вздыхает:
– Преподобная Брукс… мы с Мэтью обсуждали церковные дела. Обо всем остальном вам будет лучше пообщаться с Саффрон Уинтер.
Саффрон Уинтер. Через секунду я вспоминаю. Имя на книгах. Автор.
– Это писательница, – поясняет Аарон, по моему лицу заключив, что это имя мне незнакомо. – Она переехала сюда сравнительно недавно. Мэтью сдружился с ней в последние месяцы своей жизни.
В его голосе явно сквозит неодобрение. Что тут же наводит меня на мысль, что мне Саффрон Уинтер должна понравиться. Те книги в подвале… Я мысленно делаю заметку поискать информацию об этой женщине… когда у нас появится Интернет.
Я делаю глоток кофе и пытаюсь задать следующий вопрос как можно мягче:
– Аарон, вы позволите мне спросить? Мэтью производил на вас впечатление человека, склонного к суициду?
По его лицу пробегает выражение, которое мне не удается истолковать.
– Я думаю, – медленно произносит он, – что ему незачем было… делать то, что он сделал.
– Возможно, Мэтью казалось, что ему не к кому обратиться за помощью.
– Он мог обратиться к Богу.
– Бог не отвечает на все вопросы.
– От этого самоубийство не становится правильным ответом.
– Да, это решает далеко не все проблемы.
Он вызывающе вздергивает подбородок.
– Преподобная, мой отец умирает. Он не может говорить. С трудом ест. Скоро его нервная система окончательно откажет. Он знал, что его ожидает. Но ему никогда и в голову не приходило себя убить.
– Не все настолько сильны.
Или эгоистичны. Марш на долгие годы обрек сына на заботу о себе, заперев его в ловушке. Что, если Аарон так зол на Флетчера за самоубийство именно потому, что его отец на это не пошел?
– Аарон…
Он демонстративно смотрит на часы:
– Прошу прощения. Я вынужден с вами попрощаться. Мне, пожалуй, пора вернуться домой.
Он резко встает и нечаянно толкает стол. Его чай, к которому он почти не прикоснулся, выплескивается через край чашки.
– Простите.
– Не страшно.
– Я просто немного неуклюж.
Я думаю о странной скованности его движений. О его безэмоциональности и выдержке. Об отказе от кофеина – естественного стимулятора. И вспоминаю о том, что болезнь Хантингтона передается по наследству.
Он знал, что его ожидает.
Я киваю:
– Не страшно.
Я провожаю Аарона до двери и смотрю, как он идет вдоль дороги. Странный человек. Что не обязательно означает плохой. Но знает он явно больше, чем говорит.
Он сразу же узнал имена Мерри и Джой. И замялся, когда говорил о предшественнике Раштона.
Мне очень хочется знать, что еще ему известно.
В здании воняет. Мочой, дерьмом, сигаретным дымом, травкой. От этого дом кажется Фло менее зловещим. Возможно, в нем уже много лет никто не живет, но здесь точно бывают люди, скорее всего, подростки, использующие это место в своих целях. Ну еще бы. Если где-то есть заброшенное здание, то его наверняка облюбуют подростки, чтобы зависать там, курить, пить, принимать наркотики и заниматься сексом.
На первом этаже две комнаты. Кухня и то, что когда-то было гостиной. От кухни остались только стены. И плиту, и раковину уже давно вырвали с их мест и унесли. Кафельный пол потрескался. Перекошенные дверцы шкафчиков открыты, внутри виднеются ржавые консервные банки и крысиный помет.
Гостиная сохранилась не лучше. Продавленный и покрывшийся плесенью диван осел в углу. Пружины торчат из него подобно непослушным волосам. В другом углу прислонился к стене перекошенный буфет, ящики которого уже давно пошли на дрова для костра. Пол усеян разбитыми картинами и безделушками.
Фло поднимает фотоаппарат и начинает снимать. Она приседает на корточки, чтобы взять крупным планом разбитые статуэтки. Это фигурки Иисуса и ангелов. Кресты и религиозные артефакты. Стоящая тема.
Ригли топчется неподалеку, будучи не в силах удерживать свое тело от подергиваний и конвульсий. Фло заметила, что спазмы усиливаются, когда он ни на чем не сосредоточен. Она фотографирует дольше, чем это необходимо. Она еще не до конца его простила за происшествие с колодцем.
– Ты готова осмотреть второй этаж? – спрашивает Ригли.
– Он что, сильно отличается от первого?
– На порядок лучше.
Фло подозрительно смотрит на него.
– Хорошо.
Вслед за ним она поднимается по шаткой лестнице. Та пугающе скрипит под их ногами, и Фло думает о том, что древесина, наверное, сгнила и поедена жучками. На верхнюю площадку выходит три двери. Фло заглядывает в ванную комнату. Маленькая и грязная, умывальник и ванна исполосованы чем-то неприятным и неопознаваемым. Фло поспешно ретируется и пересекает площадку, осторожно обходя дыры в половицах. Какие там привидения – тут главное не убиться самой, провалившись сквозь пол.
В первой спальне мебели почти не осталось. На стенах до сих пор каким-то чудом держатся выцветшие и поврежденные водой картины, на которых тем не менее можно различить библейские сцены и цитаты:
«Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую ГОСПОДЬ, Бог твой, дает тебе».
«Дети, будьте послушны родителям своим во всем, ибо это приятно Господу».
«Покоритесь Богу. Воспротивьтесь Дьяволу, и он вас оставит».
– Наверное, твоей маме здесь понравилось бы, – говорит Ригли, засовывая палец в дырку в стене и обрушивая на пол небольшую кучку мусора.
– Я в этом сомневаюсь, – отвечает Фло, наводя объектив на картины и щелкая фотоаппаратом. – Она не любит брать работу на дом.
Более того, размышляет Фло, если бы не воротничок, никто бы и не заподозрил, что мама – викарий. Иногда Фло спрашивает себя, как она вообще стала священником. Мама не любит об этом говорить, обычно ссылаясь на «призвание», но однажды она обмолвилась, что у нее было трудное детство и ей помог кто-то из церкви.
