— После Нью-Йорка и Сингапура я отправился во Флоренцию, — продолжал Ванн, — я дважды в день ходил по Понте-Веккьо со всеми его ювелирными лавками, направляясь в свой отель и обратно. К концу недели все ювелиры на мосту знали меня по имени. Я знаю, что это рискованно, покупать такую личную вещь, но не мог прийти к тебе без кольца. Я должен был продемонстрировать всю серьезность своих намерений.

— Это так неожиданно… Кольцо невероятно красивое, — прошептала Софи, — но… Я просто не могу…

— Что «не могу»? Не можешь мне доверять? — Ванн взял ее за руку и поцеловал. — Тогда я буду терпеливым. Я просто побуду здесь, пока ты не сможешь.

— Я изранена и разбита, — сказала она. — Я просто… не знаю, смогу ли.

— Я буду ждать столько, сколько потребуется, — заверил Ванн. — Я принял решение. Ты единственная, кто мне нужен. Если ты откажешь — мне конец.

Софи рассмеялась сквозь слезы и потянула его за руку:

— Вставай, Ванн! Я нервничаю, когда вижу тебя на коленях.

Ванн поднялся, и Софи, словно только этого и ждала, кинулась ему в объятия. Он обнял ее, а она уткнулась лицом ему в грудь и разрыдалась.

На этот раз это были слезы счастья и облегчения. Боль и горе покидали ее с потоками слез. Софи чувствовала себя опустошенной, но не стыдилась своей слабости. Если Ванн собирается жить с ней, пусть привыкает к тому, что она так безобразно плачет.

Когда слезы утихли, она почувствовала себя умиротворенной. Казалось, она могла взмыть в небо, как китайский фонарик.

— Ненавижу плакать при свидетелях. А ты это видел уже трижды. Больше видела только мама.

— Это большая честь для меня, — торжественно произнес Ванн, — постараюсь оправдать твое доверие.

Из ее глаз снова потекли слезы.

— Что на этот раз? — спросил Ванн.

— Вспомнила маму, — вздохнула Софи. — Я много думала о том, как она жила после того, как Малкольм бросил ее. В одиночку растила ребенка. Должно быть, это было тяжело…

— Мне так жаль, детка.

Ванн снова поцеловал ей руку.

— В тот день в кабинете Малкольма я подумала, что это похоже на проклятие. Он оттолкнул меня так же, как мою мать.

— Я тоже размышлял об этом, — признался Ванн. — Но все позади, мы разрушили чары. Последние недели я думал о своем отце. Он так защищался, что оттолкнул жену и сына. Так он и умер — в полном одиночестве. Я не хочу повторять его судьбу, и я сделаю все, что потребуется, чтобы ты чувствовала себя любимой.

Софи вытерла слезы и подняла глаза:

— Что ж. Приятно это слышать. Но я не уверена, что готова простить Малкольма.

— Наплевать на Малкольма, — сказал Ванн, — как насчет меня?

Софи приподнялась и посмотрела ему прямо в глаза.

— Поклянись мне, что никогда не станешь скрывать от меня ничего важного. Никогда больше. Ни по какой причине.

Его глаза горели.

— Клянусь, — сказал Ванн. — Ты должна поклясться мне в том же. Мы научимся быть храбрыми друг для друга.

Софи кивнула:

— Клянусь.

Ванн вынул кольцо из коробочки.

— Значит, ты будешь носить мое кольцо? Ты выйдешь за меня замуж?

Софи попыталась заговорить, но голос ее сорвался. Она только кивнула.

Ванн надел кольцо ей на палец — оно идеально подошло по размеру — и с благоговением поцеловал ее руку.

— Любовь моя, — прошептал он, — моя невеста. Софи. Я так счастлив сейчас, что мне страшно. Кажется, что это сон, и я вот-вот проснусь…

Она рассмеялась сквозь слезы.

— Хочешь, я тебя ущипну?

Налетел порыв ветра, и цветы глицинии закружились вокруг них сиреневым облаком, мягко опустившись вниз, чтобы поцеловать камни мостовой.

— О, что это? Дождь из цветочных лепестков? Это, пожалуй, уже перебор! — усмехнулся Ванн. — Теперь я точно уверен, что это сон.

Софи рассмеялась:

— Ты понятия не имеешь, во что ввязался, Ванн. Я покажу тебе такой перебор, что и представить трудно. Приготовься, здоровяк.

Он пожал плечами:

— В любое время и в любом месте. Я твой. Показывай дорогу.

— Что ж. В таком случае… — Она взяла его за руку и повела к широкой мраморной лестнице, ведущей на верхние этажи. — Следуйте за мной, сэр.

— Хоть на край света, — заверил Ванн.

— Как насчет пока только моей кровати?

Время, проведенное в спальне, заставило их проголодаться. Софи вспомнила о вкусностях, которые она купила во время похода по магазинам.

Они спустились на кухню и разобрали сумки. Ванн зажарил стейк, разлил вино по бокалам, и они сели за стол. Еда никогда еще не была такой замечательной на вкус.

Они уже заканчивали ужинать, когда раздался звонок.

Ванн вытащил телефон из кармана брюк.

— Извини. Я сейчас выключу. Просто взгляну, вдруг что-то важное… Хм. Это Малкольм.

Софи вздрогнула:

— Но разве он тебя не уволил?

— Уволил, но… Подожди… — Ванн прочел сообщение: — О боже, он здесь.

— В каком смысле здесь?

— В Италии, — мрачно ответил Ванн. — Сейчас он едет из Рима в Позитано, чтобы увидеть тебя.

— Меня?

— Да. Очевидно, Дрю и Зак передавали ему мои отчеты о поисках. Не могу винить старика за то, что он хочет увидеть тебя, но он чертовски не вовремя.

Сердце Софи бешено колотилось.

— И что он говорит?

Ванн протянул ей телефон:

— Вот, прочти. Развлечешься.

Софи пролистала длинное сообщение:

«Ванн, одно из двух: А) Ты нашел Софи, она плюнула тебе в глаза, и ты в отчаянии бросился с морского утеса, или Б) Ты нашел Софи, она стала жертвой твоего обаяния, и ты воспользовался ситуацией. Мы с Авой скоро приедем в Позитано. В случае варианта А мы похороним тело. В противном случае вы с Софи присоединитесь к нам за ужином завтра в восемь часов в Бука-ди-Бакко. Я жду подтверждения».

Софи резко выдохнула:

— О, боже мой!

— Началось!.. — проворчал Ванн. — Я сам виноват. Малкольм велел сказать тебе, что просит второго шанса, но я так разозлился, что сказал ему, пусть он сам тебе все расскажет, если найдет. Именно это он и сделал. И теперь старик здесь.

Софи не могла удержаться от смеха, увидев, как огорчился Ванн.

— Ух ты, — пробормотала она, — я тронута его приездом.

— Ему не все равно. Правда, он воспользовался моими трудами, следил за мной, пока я мотался по всему земному шару, старый хитрец. Ты хотела семью? Теперь она у тебя есть. Теперь будешь иметь удовольствие от советов, мнений и суждений Малкольма о каждом аспекте своей жизни. Повезло тебе.

Ванн договорил с ехидной улыбкой, и тут его глаза расширились.

— В чем дело? — спросила Софи. — Что-то не так?

— Меня просто