всегда полностью безопасна, но это не обесценивает ее работу. Спиртовой салфеткой стираю стрелки и косметику, руками привожу в беспорядок аккуратно уложенные волосы и собираю их в короткий хвост, вместо узкого серебряного браслета цепляю на запястье неизменные часы. Я не хочу быть похожей на ту девушку, не хочу повторить ее судьбу. И не хочу быть неизбежным воспоминанием для наставника.

Зимой, особенно в лесу, темнеет рано. Мягкие снежные сумерки опускаются на землю, окутывают непроглядной темнотой каждую сосну, синей дымкой скользят вдоль герметично запечатанных окон. Где-то там, вдалеке, прячась среди густых снежных ветвей, замерли, как приклеенные, большие колючие звезды. Они так близко, протяни руку — и коснешься. Но дикая, чужая красота уже совсем не манит: все гораздо прозаичнее, звезды в миллионах световых лет от нас, и они вовсе не праздничные украшения, а небесные тела, вблизи совершенно не такие красивые, какими кажутся с земли. Снаружи снова идет кислотный снег: я вижу, как он светится химически-белым, как легкий дымок тянется от обожженной кислотой хвои. Но химическая атака на этот раз не объявляется: дроны из-за Грани здесь ни при чем, просто воздух отравлен настолько, что простые, дежурные очистители уже не справляются с поддержанием целостного озонового слоя. Оксиды и испарения все равно проникают сюда, отравляют осадки, землю, деревья… и неосторожных, неопытных в этом людей.

Хотя бы сейчас стараюсь об этом не думать. Проверяю окно: да, так и есть, заблокировано, как и все шлюзы, ведущие на выход. Даже на Новый Год у нас нет того снега из детства, привычных зимних игр и шумной праздничной суеты: на базе все расписано по минутам, кабинеты украшены весьма посредственно и типично, от самого вечера вряд ли следует ожидать чего-то большего, чем всеобщего поздравления и, может быть, каких-то новых суррогатных вкусняшек на ужин.

Кто-то нажимает на кнопку вызова с обратной стороны шлюза. Вряд ли Сойка: та и сама открыть способна, и привыкла врываться без стука. Наверное, Варяг. В последний раз обернувшись к зеркалу и не найдя там той симпатичной девушки, которой накануне сделал комплимент наставник, ехидно подмигиваю отражению и выхожу в коридор. И правда: Варяг уже ждет меня, прислонившись плечом к стене с подогревом. Все-таки в коридорах прохладно, а он в одной рубашке — белоснежной, тщательно выглаженной, с закатанными рукавами и шевроном Цитадели над нагрудным карманом. Кодовое имя ему тоже очень подходит, не только из-за его удивительного таланта к единоборствам и стрельбе: во всем его облике есть что-то северное, тонкое и в то же время сильное, светлое и таинственное, как будто не из нашего двадцать второго века.

От него пахнет одеколоном: хвойные нотки с чем-то терпким, отдаленно напоминающим вишню, и от этого тонкого запаха, ненавязчивого, но до боли знакомого, у меня начинает щипать в носу, и я старательно смахиваю слезы украдкой: он слишком сильно напоминает мне брата. И пусть мальчишки внешне не похожи, все равно что-то в этом есть. И даже когда я робко беру своего спутника под руку, его твердость, уверенность и поистине северное спокойствие снова напоминают мне характер Олега.

— Чуть не забыл, — Варяг вдруг отнимает руку и, покопавшись в несессере, достает и протягивает мне небольшую черную коробочку с мигающим индикатором на краю крышки. — Вот. Это тебе. С наступающим. Я придумал, а Часовщик сделал.

Осторожно принимаю подарок — коробочка ложится в ладонь, как влитая, и греет с первого прикосновения. Индикатор приветственно подмигивает, крышка беззвучно отъезжает в сторону и открывает мне две черные электронные капельки, похожие на старую модель беспроводных наушников из прошлого века. Только системы подключения у них нет, да и для обычных наушников слишком маленькие.

— Это вроде связного браслета, только не для всех, — поясняет Варяг. — Они, как и твои часы, настраиваются на биоритм владельца. Когда ты подключишься первый раз, они с тобой как бы познакомятся. Потом не смогут принадлежать никому другому. Это связь… между нами. Тайная, ее нельзя запеленговать и отследить. Потому что в ней не используется ничего, кроме мыслей.

Я вынимаю один наушник и примеряю. Наверное, у меня слишком странный вид, потому что Варяг отыскивает в кармане брюк свое устройство и тоже вставляет в ухо одну капельку.

— Нажимай на нее, — его голос слышится будто бы у меня в голове. — А теперь подумай, что хотела сказать.

— Прием, — говорю и тут же краснею от собственной глупости. Ничего поинтереснее не придумала! Варяг что-то подкручивает в своем устройстве и терпеливо повторяет:

— Не говори. Подумай.

Легко сказать! Все это похоже на старый анекдот, когда тебе говорят “не думай про белого слона”, и с этой самой минуты ты не можешь больше ни о чем думать, кроме этого белого слона. Он отплясывает джигу у тебя в голове, трубит разные песенки, хлопает ушами и становится единственной мыслью, которая у тебя осталась…

Варяг покатывается со смеху. Вокруг его прищуренных светлых глаз разбегаются лучики морщинок, на щеке обозначается ямочка.

— Что?

— Хватит думать про белого слона, — наконец выдает он, отсмеявшись. — Давай словами.

Но и теперь, когда белый слон с позором изгнан из моей головы, не получается думать ни о чем серьезном. Только о том, что мне нравится, как Варяг смеется. За месяц курса на базе я слышу его смех лишь второй раз, но этого достаточно, чтобы навсегда его запомнить. Мне нравится, как он ерошит идеально приглаженные волосы левой рукой — совсем как мой брат. Нравится, как он щурится, читая инструкции и конспекты, нравится, как он пишет — аккуратными ровными строчками, нравится его внутренний генератор идей: с креативностью у нас у всех не очень хорошо, мы больше исполнители, а как что-нибудь придумать, так это к нему…

— Ты мне тоже очень нравишься, — вдруг говорит Варяг серьезно и очень тихо.

Срываю наушник-капельку и дрожащими пальцами пытаюсь засунуть его обратно в гнездо. Наверно, я покраснела: и щеки, и уши горят, как облитые кипятком, а сердце стучит шумно и совсем не тревожно.

— Не смей читать мои мысли!

— Я не…

— Ты нарочно, да? — чувствую, что уже не могу остановиться, но из последних сил держу себя в руках. — Тебе это смешно?

— Тиша, я совсем не хотел над тобой смеяться. Я не виноват, что у тебя такое творится в голове. Это устройство поможет нам оставаться вместе, даже если мы будем за сотни километров друг от друга. Его внутренняя система регистрирует твое биополе и передает мысли второму устройству. Если связные браслеты сломаются или ими нельзя будет пользоваться, если кто-то