Я качаю головой, падает на глаза взмокшая челка. Варяг снова обнимает меня за плечи и поудобнее укутывает одеялом. Немного подумав, смотрю на всю троицу по очереди:

— Вы секреты хранить умеете?

Они торопливо кивают с максимально серьезным видом. Смотреть на Часовщика даже забавно: вместе с ним и улыбаются, и хмурятся, и пугаются все сотни его разнокалиберных веснушек.

И я рассказываю. Сначала нехотя, неловко подбирая слова и смущаясь, а потом уже ничего не скрываю, не перепрыгиваю с пятого на десятое. Обо всем по порядку: о том, как мой старший брат, бывший работник радиотехнического института, погиб от смертельной дозы облучения: филиал их офиса находился за городом, и на весь регион не успели поставить защитный купол, а когда все-таки поставили и приняли меры, по большей части было уже поздно… О том, как мама убивалась и не находила себе места, а дедушка, инженер-биофизик, несмотря на то, что давно ушел на пенсию, продолжал заниматься научными исследованиями и искать лекарство от практически неизлечимой болезни. О том, как нашли зараженные клетки у меня самой. О неделях и месяцах, проведенных в больнице, в научно-исследовательском центре, в стерильной палате, куда с трудом пускали даже маму и дедушку. О том, что такая боль приходила почти каждую ночь, только тогда я к ней привыкала и умела с ней справляться, а сейчас она пришла снова, и к этому нельзя было приготовиться. О том, что я пришла на базу не столько для того, чтобы просто служить, сколько для того, чтобы найти здесь свое прошлое. Прошлое моей семьи, моих близких… Если однажды получу четвертую ступень, то смогу узнать про них все, то, чего они не успели или не смогли рассказать мне сразу. А еще, может быть, сумею найти и закончить дедушкины разработки: лекарство существует, просто еще не до конца выведена формула.

— Лекарство от лучевой болезни? — голубые глаза Севера светятся надеждой. — Ты серьезно? Это же… мечта всего человечества!

— Поэтому вылететь с базы мне никак нельзя, — вздыхаю, отводя взгляд. — Даже если придется терпеть вот такое. Вы… можете мне помочь?

Не успевают они ответить, как за стеной слышатся шаги и чье-то тихое покашливание. Варяг и Часовщик, не сговариваясь, сталкивают меня в проем между кроватей и забрасывают сверху одеялами и подушками, а Север поспешно вырубает свет, и все трое мгновенно ложатся, создают иллюзию самых примерных новичков.

Шлюз, так предусмотрительно заблокированный Часовщиком, пищит и отъезжает в сторону. Кто-то щелкает пультом, и со своего вынужденного поста наблюдения я вижу, как парни, все трое, делают вид, что недовольно щурятся от ярких светодиодов. Север даже переигрывает: зевает и трет глаза обеими руками, Варяг сонно кутается в одеяло.

— Что за разговоры? — хмуро интересуется густой бас незнакомого наставника. Не здорово, конечно, что они все имеют право зайти в любую комнату… Но что поделаешь, таковы правила техники безопасности. — Вы время видели?

Часовщик отключил все будильники: он всегда встает идеально в шесть, поэтому у ребят либо свои браслеты, либо поднимающий всех вовремя сосед.

— Не-а, — зевает Север и в общем-то говорит правду. Заметив отключенное табло на стене, наставник без лишних расспросов включает его обратно. Какой же у него терпкий одеколон, и как только ребята выносят! Нет больше никакого терпения. Изо всех сил зажимаю рот и нос ладонями, но не могу удержаться и сдавленно чихаю.

Снизу вижу, как Варяг торопливо прикрывает нос рукой и нарочно громко сморкается.

— Они еще сидят со включенным кондиционером, — сердито замечает наставник, и все три маленьких люка в стене тоже герметично захлопываются. Север ворчит недовольно и неразборчиво. — Спать всем.

И с этими словами он резко выключает свет и уходит, а парни хохочут так, что у меня самой колет в боку от их безудержного веселья. Даже Варяг, и тот смеется — не в голос, как Часовщик и Север, но так заразительно и искренне, что я тоже не выдерживаю. Часовщик отодвигает постель, Варяг извлекает меня из-под груды одеял и подушек.

— Ты мастер конспирации, конечно, — сквозь приступ хохота выдает Север. — Могла еще громче чихнуть?

— Вы тут, я смотрю, вообще не убираетесь, — возмущаюсь: без особых оснований, только чтобы позлить чистюлю-медика. — От пыли задохнуться можно! И от этого одеколона тоже…

— Где ты пыль нашла? Ну где?

Север в полном азарте лезет в мое недавнее укрытие и ползает по полу, путаясь в одеялах, показывает нам абсолютно чистую ладонь, как будто мы что-то видим в темноте. Но уже смешно и без того, и мы нарочно отвечаем, что рука у него грязная.

— Не буду больше дежурить, — делано обижается он. — Ладно, Тишка, давай возвращайся, а то я больше по административке ходить не хочу!

Я встаю и только сейчас понимаю, что пол был холодным, и бегать по нему босиком второй раз не здорово, особенно теперь, когда мне надо хотя бы чуть-чуть поберечься. Благодарю всех ребят сразу и ретируюсь. Без лишних слов Варяг вдруг поднимается и выходит вслед за мной.

В коридоре, ведущем к телепорту, мы совершенно одни. Шлюзы, тщательно заблокированные на ночь, тускло подсвечиваются голубым на комнатах мальчиков и красным на комнатах девочек — по разные стороны коридора. Вдоль пола изредка пробегает искра по светодиодной дорожке: раньше она меня пугала, а теперь я знаю: просто проверка общих настроек, на всякий случай — поиск нежелательных, чужеродных объектов. Конечно, больше просто формальность, но необходимая мера.

Я иду медленно, невольно боясь повторения приступа от любого неосторожного движения. Плитка на полу холодит босые ноги, и ледяные прикосновения мурашками проскальзывают вдоль всего тела. Неожиданно Варяг останавливается и молча поднимает меня на руки. Испуганно цепляюсь за его плечи, как тогда, в комнате — но сейчас совсем не больно. Так мы доходим до лифта, за долю секунды спускаемся на третий этаж, и Варяг спокойно и без единой эмоции доносит меня до комнаты. Как хорошо, что тогда не захлопнулась дверь…

У самого шлюза он осторожно ставит меня на ноги и убирает взъерошенную челку с лица, будто бы ненароком касаясь щеки. Я хочу поблагодарить его еще раз, но не успеваю.

— Тиша, я хотел… в общем… Понимаю, что не вовремя… Ты пойдешь со мной на Новый год? — вдруг выпаливает он шепотом, глядя прямо в глаза. И я мысленно хлопаю себя по лбу: вот нашел момент!

Но мое сердце думать головой отказывается. Они совсем потеряли соединение друг с другом.

— Пойду, — отвечаю и, едва кивнув, прячусь за дверью. Снаружи слышно,