Вот только отвод глаз мой на них обоих тоже не подействовал. Что меня сильно опечалило.

О том, что я чувствую ложь, решила промолчать.

Во-первых, фальши или лжи от этих лю… то есть сверхсуществ я не услышала ни разу, поэтому решила, что, наверное, мне показалось и я действительно сама себя накрутила при разговоре с мамой.

Даже стыдно немного стало за то, что наорала на неё. Но позвонить я все равно ей не хотела. Я же чувствовала, что она мне что-то недоговаривает.

До вечера шаман от меня не отстал. Постоянно забегал, что-то еще спрашивал и уточнял.

А вот Тимофей с Никитой ко мне так и не пришли.

Ни разу.

Хотя к вечеру Катя сказала, что утром меня уже выписывают. По словам шамана, я абсолютно здорова.

А на мой вопрос, почему меня не сегодня отпустили, я ведь и сама уже понимала, что чувствую себя отлично, Катя пояснила, что шаман решил подстраховаться и оставить меня еще на одну ночь, чтобы быть на сто процентов уверенным, что я в порядке.

Вечером после ужина я осталась одна и долго маялась.

Рассматривала в окно желтые листья, накрапывающий дождик и чувствовала настоящую осеннюю хандру.

Мама рассказывала, что в нашем мире подобные смены сезона бывали только в северных лесах. Там и снег лежал, и даже листья с меллорнов опадали, и они на зиму засыпали.

А вот там, откуда она была родом, всегда было лето.

В этом мире тоже есть такие места, но мне еще не удалось там побывать ни разу. Может, и съезжу когда-нибудь, если получится.

Кажется, я готова была о чем угодно рассуждать, только бы не думать о том, что Никита и Тимофей ко мне сегодня не приходили.

Я по ним обоим сильно соскучилась и поймала себя на мысли, что боюсь того, что они могут завтра за мной не приехать на выписку.

И придется мне опять остаться одной. И пытаться выжить и не попасть в очередную переделку…

Мою тоску развеяла Катя, когда заглянула ко мне в палату и рассказала, что, оказывается, парни приходили оба, только, узнав, что я на процедурах (меня шаман допрашивал), оба ушли и завтра с утра появятся. И больше того, даже купили мне одежду и передали.

У меня от души отлегло.

Катя отдала мне пакеты еще с вечера, и поэтому я их с предвкушением открыла и посмотрела, что мне отправили.

Оказалось, что парни позаботились обо всем. И нижнее бельё мне положили, отчего я почему-то покраснела, пока рассматривала эти невесомые кружева красного цвета; и джинсы брендовые, и водолазку черную, и куртку кожаную. И удобные ботинки. И носки. И шарф.

Все это я убрала в шкаф и, улыбаясь, отправилась спать.

Такую дорогую одежду я еще ни разу не носила.

Мы с мамой вечно экономили, а потом в детском доме я брала то, что мне выдавали. Там хорошая одежда была, но не такая дорогая.

Наверное, это глупо — радоваться подобным жестам, и мама говорила, что там, в нашем мире, мы безумно богаты и могли бы себе позволить самые дорогие вещи этого мира и того тоже, только я этого самого богатства никогда в глаза не видела. И для меня подобные подарки были неслыханной роскошью.

Засыпала я с улыбкой на лице.

А утром соскочила до прихода Кати, привела себя в порядок, нарядилась, заплела волосы в косу и стала ждать.

Катя принесла мне завтрак, сделала комплимент вкусу моих мужчин. И оставила меня одну.

А уже через час за мной пришли Тимофей и Никита.

Только оба почему-то мрачные и недовольные. Правда, когда увидели меня, их взгляды слегка посветлели, но затем они вновь нахмурились чему-то, и Тимофей буркнул:

— Поехали.

Попрощавшись с Катей и шаманом в холле больницы, в которой, как оказалось, я была единственным пациентом все эти дни, ибо сверхи не так часто болеют, мы вышли, и я увидела большой черный джип на стоянке.

— Вы купили новую машину? — спросила я, когда поняла, что за рулем будет Никита.

— Нет, — качнул головой Тимофей. — Одолжили у знакомого. До аэропорта доедем и там оставим.

— Ой, а у меня же паспорта нет, — вспомнила я.

— Есть, — хмыкнул Тимофей и, достав его из внутреннего кармана своей куртки, помахал им у меня перед носом. — Мы его в той богадельне нашли.

Я хотела его забрать, протянув руку, но мужчина спрятал его обратно в карман.

— Эй, это мой паспорт, — удивилась я.

— Был твой, теперь стал мой, — ответил он и, открыв мне дверь, махнул рукой в приглашающем жесте. — Забирайся, а то опоздаем.

Я хотела попрепираться, но по взгляду Тимофея поняла, что он точно паспорт мне сейчас не отдаст.

Поэтому, покачав головой, села, и он тут же закрыл дверь, а сам расположился рядом с Никитой — впереди на пассажирском сиденье.

Словно опять боялся слишком близко со мной рядом находиться.

Никита тут же включил музыку на всю громкость, отчего у меня чуть уши в трубочку не свернулись, и мы тронулись.

Но когда Тимофей заметил в зеркало заднего вида, что я прикрыла уши руками и морщусь, то тут же убавил музыку, и мне стало намного комфортней ехать.

Никита хотел возмутиться, но его брат кивнул на меня, и тот тут же успокоился.

Так мы и ехали.

Эти двое иногда переглядывались, словно общаясь между собой мысленно, а я просто молчала. И думала о своем рюкзаке, который где-то посеяла.

И вообще о том, что осталась без вещей. Были лишь те, что сейчас на мне.

Вон мужчины даже документы опять не отдают.

Настроение почему-то сразу же испортилось. И страхи какие-то вылезли.

А что, если я одну тюрьму сейчас тупо поменяю на другую?

Короче, чем дольше мы ехали, тем больше я себя накручивала и уже всерьёз задумалась опять о побеге. Пока не поздно.

Когда мы подъехали к аэропорту, то Никита открыл мне дверь и крепко взял за руку, помогая выйти из машины. И так и не отпустил её, словно почувствовав, что я хочу сбежать. И когда я инстинктивно попыталась вытащить свою руку, одарил меня таким взглядом, что я поняла: он меня не отпустит. Причем никогда.

А Тимофей вытащил целых два больших чемодана и спортивную сумку, которую закинул себе на плечо, и пошел следом за нами, спокойно неся багаж