3

— Сережа, ты задумывался когда-либо, насколько прекрасен и могуч русский язык?

Рыжий верзила Сергей, стоящий у двери, не сразу даже сообразил, что хозяин обращается именно к нему. Поэтому он сначала осмотрелся. Но, кроме Леонида и его, в комнате никого не было. Хозяйский телефон тоже небрежно валялся на краю стола. А сам Леонид, только что плотно покушавший, не торопясь размешивал серебряной ложечкой кофе в чашке, серьезно смотрел на своего телохранителя и ждал от него ответа.

Сережа сильно напрягся и громко ответил:

— Точно!

Леонид побарабанил пальцами по столу, посмотрел в окно, перевел взгляд на телохранителя, снова тихо спросил:

— Точно, — это что русский язык действительно прекрасен, или, что ты, когда-либо вообще задумывался?

Сережа напрягся еще больше, сжал на всякий случай кулаки, преданно уставился на Леонида, наткнулся на мысль и, очень этим довольный, так же громко выпалил:

— Точно, нужно нерусским на пристани, которые нам кипишь устроить хотели, васильков навешать!

Леонид с жалостью посмотрел на работника. В дверь вошел молодой мужчина, двоюродный брат и доверенный Леонида. Он быстро взглянул на Сергея, бросил Леониду:

— Лёня что-то твой охранник прямо взмокший. Любишь ты, откушавши с утра, интеллектуальные разборки устраивать. Смотри, доведешь парня. У него ведь только руки сильные, а к голове это не относится. Он обернулся к охраннику, сказал ему:

— Иди во двор, Серега, продукты подвезли, поможешь повару разгрузить, на кухне и сам потом перекусишь.

Серега кивнул, боком вышел в дверь и поспешил во двор.

Леонид, скучая, смотрел в окно. Борис присел на кресло, закурил:

— Лёня, если серьезно, кончай ты эту бодягу. Всю неделю и себя, и нас всех заморочил.

Леонид вздохнул и грустно сказал товарищу:

— Куда мы катимся? Куда будут катиться наши дети? Мы забываем родной язык… А я настолько был глуп, что даже институт не захотел окончить. У меня ведь даже высшего образования нет! Ты можешь это себе представить?

— Лёня, хватит! Моего образования на нас двоих хватит. У тебя есть деньги, бизнес. А детей у тебя еще нет, поэтому, я тебя прошу, как друга, как брата, вот появятся дети, тогда мы им наймем профессора для обучения. А пока давай, брат, про сегодняшние дела думать. Не обижайся, мы с тобой из одной тарелки в детстве ели, одни штаны на двоих носили, а пока дело свое поставить сумели, не один пуд соли съели. Одно скажу — бабы тебя погубят! Два года назад ты влюбился в Марину из зоопарка. Мы спонсировали тот зоопарк полгода. Тебе этого мало показалось. Вбухали еще кучу бабла, соорудили в офисе живой уголок. Платили ботанику как штатному сотруднику. Клиенты боялись пройти через фойе, потому что филин свободно летал, а когда не летал, то ухал, а когда не ухал, то смотрел! Я его боялся до жути, просто не хотел тебе в этом признаваться. А когда твоя ненаглядная Марина приперла в наш бассейн крокодила, и он сожрал кошку уборщицы, мне в то утро принесли сразу четыре заявления на увольнение. Ладно, с Мариной закончилось, потом у тебя появилась француженка Лола. Прости, Лёнь, но если бы ты ее не накрыл вовремя с тем танцором, наша фирма занималась бы исключительно производством парфюма. Теперь у нас новая пассия — Ира.

— Ирина Андреевна, — поправил слушавший друга Леонид.

— Простите, конечно, Ирина Андреевна. Учительница русского языка. Теперь, я думаю, нужно будет закупить для всех работников тетрадей с ручками. В комнате, где раньше живой уголок был, организовать класс для занятий необразованных служащих.

— Знаешь, неплохая мысль, — оживился Леонид.

— Да ты издеваешься, что ли?

Борис потушил окурок, быстро поднялся.

— Я поехал на склады, потом в Заречье заскочу, с председателем переговорю, чтобы два участка за полцены забрать. Он подпишется, я ему плотников своих на неделю подгоню на пристань. Еще спасибо скажет. Отзвонюсь.

Леонид подошел к окну, постоял, сказал сам себе:

— А почему у меня до сих пор нет детей? В этом году вопрос этот решу. Готовьтесь, Ирина Андреевна.

4

— Кушайте, кушайте. Петрович, наливай гостям-то, раз уж застолье повел.

— Так налью, чего ж не налить. Радость ведь в дом к тебе, Глафира, вернулась. А я уже, чего греха таить, кумекал сам себе, не завернуть ли мне лыжи на твой, Степановна, двор. А чего, думаю, я один мыкаюсь, соседка моя уж третий год тоже одна бедствует. А хозяйство у нее не мелкое, рука мужская требуется. Одной ей тяжело без Узбека справляться. Может, примет и меня, кособокого.

— Тьфу на тебя, кособокого. Две рюмки выпил, а несешь незнамо чего. Ты, Мурат, не серчай на него, что он так про тебя выражается.

— Я, теть Глашь, ни на кого не серчаю. Сызмальства ведь узбеком называли, чего теперь другое имя искать.

Тетка Глафира прижала бритую голову парня к груди, прослезилась.

— Как же я рада, Муратушка, что возвернулся ты в деревню, домой. Или на время ты, погостить? — она в ожидании ответа слеповато щурилась.

— Насовсем. В гостях, говорят, хорошо, а дома лучше.

— Вот и правильно, вот и хорошо. Давайте, гости, за Муратушку выпьем. Чтобы он больше меня не бросал. Ведь похудел даже в чужих краях.

— Точно, похудел, подтолкнул Мурата Василий. Раньше у него ряха, как лепешка была, а теперь один оладушек остался.

Широкое лицо парня расплылось в доброй улыбке. Узкие глаза совсем потонули в щеках.

Вечером, проводив гостей, Мурат со старыми друзьями — Василием и Михаилом — сидели во дворе, разговаривали.

— Ты где был-то? Я забыл. В Узбекистане? — спросил Василий, с удовольствием затягиваясь папиросой.

— Почти. На границе с Туркменией.

— Как люди там живут? А ты на каком языке с ними разговаривал-то? Ты ведь, хоть и узбек, кроме русского, вроде, никаким больше языком не владеешь. Или за три года обучился? У родни жил? Мы здесь думали уже, что женился ты там и назад не вернешься. Тетка твоя, правда, переживала, писем от тебя ждала.

Мурат молчал, улыбался. Потом пожал плечами, сказал:

— Наверное, люди везде одинаково живут. Языку маленько научился. Они там по-русски многие говорят. Которые в аулах живут, те добрые люди, но много бедных. И какие-то они, — парень чуть задумался. — Покорные, что ли… У нас проще да веселее. Я как уехал, тоже думал, не вернусь. Два года жил. Ведь так далеко уехал, про деревню не вспоминал, мне все интересно было. Думал, я наполовину азиат, на родину приехал, жить теперь здесь останусь.

— А