Шрифт:
Закладка:
– А где находится эта Малиновка?
– Взгляните сюда! – Хельцл указал на карте вытянутое село, раскинувшееся вдоль берега реки Северский Донец. – Вы поскачете через Чугуев. Там спросите кого-нибудь, чтобы сориентироваться. Карту с собой я дать вам не могу.
Всемером мы отправились в путь. На крестьянских лошадях рысью проследовали через зимний сосновый лес, замерзшие болота. В лесу, где почва была еще мягкой, мы с Рюкенштайнером скакали немного впереди. Его несколько вытянутое красноватое лицо обрамляла лохматая шапка-ушанка с опущенными на русский манер ушами. Когда наши лошади поравнялись, он вдруг заявил:
– Мы еще станем русскими, настоящими русскими. Взгляни на меня. Рядом с тобой скачет Вилли Рюкенштайнер, художник из Амштеттена, который уже стал русским. На мне шуба, меховая шапка. Теперь стоит только пойти прогуляться и выпить чашечку кофе с молоком, ваша светлость. Все так забавно перемешалось, как считаешь?
– Да, да.
– Да скажи же что-нибудь! В газетах я вычитал, что враг разбит, Россия повержена. Три миллиона пленных. А это что? Ты слышишь?
– Тяжелая артиллерия, кажется.
– Зимние квартиры, переносная печка в конюшне – я сойду с ума. А что на это скажет иван? Он что, просто будет смотреть на все это? О боже! С каким удовольствием я сейчас прогулялся бы, заглянул в отель «Мариандл» на горнолыжном курорте. Там сейчас так же холодно, как здесь. Выпил бы кофе со взбитыми сливками, съел бы кусочек линцского торта! Я, наверное, сошел с ума? Как думаешь? Скажи!
Мы обогнали штабную роту нашего полка.
– Вы куда? – поинтересовался я.
– В Малиновку.
– Что там происходит?
– А вы что, сами не слышите?
В этот момент вновь послышались звуки выстрелов тяжелой артиллерии.
– Мы должны расположиться там на зимние квартиры!
– Мы тоже.
Мы обогнали 2-й батальон.
– Вы куда? – опять поинтересовался я.
– В Малиновку.
– Что там происходит?
– А вы что, сами не слышите?
Звуки выстрелов тяжелой артиллерии стали еще отчетливее.
Копыта лошадей зацокали по обледенелой глади замерзшего болота. Изредка раздавался крик сойки. Мы продолжали движение в этом зимнем сосновом лесу перед Чугуевом, который когда-то назывался Фрунзе. Мне было известно, что здесь имелось даже военное училище.
В наступающих сумерках показался накрытый снежным покрывалом город, протянувшийся в западном направлении по высокому берегу реки. На белом фоне выпавшего снега выделялись темные силуэты многочисленных деревьев и деревянных заборов. В центре города возвышалось строение царских времен – здание старой военной академии. На широких улицах располагалось много деревянных домов, окруженных садами. Летом здесь должно было быть особенно хорошо под трели соловьев и зябликов.
Мы стали расспрашивать, как проехать в Малиновку.
– Вон там, на той стороне. Видите, внизу за рекой?
Итак, это был Северский Донец, за которым была широкая обледенелая и заснеженная равнина, уходящая вдаль. Справа в темноте угадывался железнодорожный, а слева внизу автомобильный мост. Мы спешились и, взяв лошадей под уздцы, по обледенелой улице пошли к мосту. Его, скорее всего, возвели саперы. Но может быть, переправа была устроена на месте старого, который просто расширили. Теперь по нему в восточном направлении шел нескончаемый поток солдат, повозок, лошадей и грузовиков, теряющийся в темноте. Здесь отчетливо был слышен грохот от выстрелов орудий батарей тяжелой артиллерии и отдаленный стрекот пулеметов в перерывах между залпами.
Миновав мост, большинство машин направлялось в Малиновку. Нас остановила военная полиция.
– Вы куда?
– В Малиновку!
– Вы из какой части?
– Муската.
– Малиновка переполнена, желаем удачи!
В Малиновке насчитывалось около 500 домов. В ней уже располагались подразделения полка, артиллерийский дивизион, обозы тяжелой артиллерии, саперы и связисты. В каждом доме размещалось по 10, 20, а то и 30 человек. Через три часа бесполезных поисков мы прекратили это занятие и втиснулись к саперам в какой-то темный сарай. Поскольку у нас было опасение, что лошадей могут увести, то спать пришлось рядом с ними. В 8 часов утра нам на глаза попался Грошопф, наш бывший повар, который теперь служил в соседнем полку. Он сразу же взял нас к себе на кухню, напоил горячим чаем, угостил хлебом, рыбными консервами и сигаретами. Но главное, мы оказались в тепле.
– Да, друзья мои, – стал рассказывать Грошопф. – Ничего не поделаешь. Мы здесь уже со вчерашнего дня. Русские пробились через мост и вплотную подошли к артиллерии в 500 метрах отсюда. Наш артдивизион потерял 6 орудий.
– И что дальше?
– Мы предприняли контратаку и отбили орудия. Они не смогли утащить их. Убитых русские раздели и сделали по контрольному выстрелу. Никто не знает зачем.
– А потом?
– В 10 километрах отсюда находится железнодорожная станция, где хранилось 10 тысяч тонн зерна. Станция сгорела вместе с зерном. Там теперь проходит линия фронта. Сдается мне, что вам туда. Организуете плацдарм. Ну ладно. Пошутил!
Огромный живот Грошопфа нависал над кочанами капусты, которые он кучками разложил между котлами.
– Здесь, по крайней мере, есть капуста, – ворчал он. – Впервые нам удалось разжиться русской капустой.
В 9 часов утра возле одного дома мы заметили большую купальню командира полка. Следовательно, здесь расположилась штабная рота. Затем Рюкенштайнер, который знал каждую лошадь, увидел белого коня Микша.
– Смотри-ка, – заметил он, – Микшу так и не удалось перекрасить его. Хотя теперь это уже и не важно.
Наша рота прибыла в Малиновку в 3 часа ночи и сначала расположилась там, где каждый самостоятельно смог найти себе место. Хельцла не было, и мы явились к Фуксу.
– Все занято! – доложили мы.
– Я знаю. Нам уже выделили место. Восемь домов на всю роту. Этого должно хватить.
Той же ночью прибыла армейская артиллерия и заняла позиции впереди нас. Пара русских бомбардировщиков попыталась было сбросить на них бомбы, но им помешали наши средства ПВО. Выходило, что дела складывались не так уж и плохо, как казалось вначале. Мы расположились в селе и радовались прибытию каждой новой машины, особенно с почтой. Ко мне пришло письмо от Элен из Амальфи[62] с фотографиями. Такое еще было возможным. Молодая девушка отправилась путешествовать по Италии. Как расценивать этот знак? Что это было? Насмешка или утешение?
Мы обживали дома, обустраивали тесные складские помещения в конюшни и скалывали лед вокруг колодцев. Прибыло даже пополнение: Дзуроляй, бывший унтер-офицер румынской армии, теперь фольксдойче. По гражданской профессии он был цирюльником и в румынской армии исполнял обязанности порученца у офицеров. Все его истории крутились только вокруг жратвы и проституток. Он обижался на то, что в вермахте его воинское звание
