Коротаева, в ходе внутриэлитных конфликтов, лежавших в основе революции (за которой последовала контрреволюция), когда в 2011 году вспыхнули массовые протесты, армия осталась в стороне и позволила режиму Мубарака пасть. Однако коалиция, отстранившая Мубарака от власти, была крайне неоднородной. Двумя основными группами в ней выступали либеральные светские революционеры, происходящие из урбанизированного дипломированного класса, и исламистские «Братья-мусульмане», которые пользовались поддержкой в сельской местности. Сразу после свержения Мубарака эти две группы с противоположными взглядами на развитие Египта немедленно рассорились. «Братья-мусульмане» победили на выборах, и президентом страны стал их вожак Мохаммед Мурси. Тогда либеральные протестующие вернулись на каирскую площадь Тахрир, чтобы высказать недовольство правительством исламистов. Более того, деловые элиты (чей конфликт с военными лежал в основе революции) были серьезно напуганы «мракобесным» направлением развития Египта. Когда армия свергла Мурси, экономическая элита вернулась в коалицию армии и бизнеса в качестве младшего партнера. Конечным итогом кризиса 2011–2014 годов явилось возвращение Египта к традиционной (по крайней мере, для этой страны) силовой конфигурации, существовавшей как минимум тысячелетие. Военная элита снова очутилась у власти.

О чем говорит этот экскурс в историю Египта? Во-первых, чтобы понять причины нестабильности, включая роль перепроизводства элит, мы должны поместить их в институциональные рамки интересующей нас страны. Эти институциональные рамки и поддерживающие их политические культуры могут сильно различаться от региона к региону. Но для каждой страны они неизменно выказывают удивительную прочность и устойчивость, нередко восстанавливаются даже после очень сильных потрясений.

Возьмем другой пример – Китай. В отличие от Египта (и США), Китаем более двух тысячелетий управляют элиты, для которых основным источником власти является административная система. Иными словами, бюрократия. Правящий класс Китая набирался с помощью сложной иерархии местных и императорских экзаменов. Чтобы добиться успеха, следовало пройти насыщенную подготовку по китайской классической литературе. В результате китайские чиновники также оказывались учеными-конфуцианцами и тем самым сочетали административную власть с идеологической. Военная и экономическая элиты находились под жестким контролем и не имели права голоса в государственных делах. Последним ударом по этой системе стала коммунистическая революция. Но где Китай сегодня? Практически там же, где и был последние две тысячи лет. Им управляет правящий класс бюрократов. Аббревиатура КПК, обозначающая Коммунистическую партию Китая, с тем же успехом могла бы обозначать Конфуцианскую партию Китая. С точки зрения теории династических циклов нынешним Китаем управляет преемница династии Цин, которую мы вполне могли бы назвать «Красной династией». Одной из культурных задач, которую должна выполнить каждая династия, является составление исчерпывающей истории предыдущей династии. В 2002 году Китайская Народная Республика объявила, что завершит «Историю Цин», как бы сделав свой династический статус официальным.

На протяжении всей китайской императорской истории мандарины держали торговое сословие, так сказать, на коротком поводке, и то же самое верно для «Красной династии». Семнадцатого августа 2021 года действующий правитель Китая Си Цзиньпин выступил с программной речью, в которой призвал ко всеобщему процветанию и подчеркнул необходимость государственной опеки чрезмерно высокодоходных групп, что было воспринято западной прессой как покушение на богатых 129. Но здесь нет ничего нового, просто мандарины (опять) напомнили миллиардерам о том, кто на самом деле правит в Китае.

Китай – архетипический пример бюрократической империи, которой он остается на протяжении последних двух тысячелетий. Но переход от милитаризованных правящих классов к административным является общим правилом в истории – во всяком случае, для крупнейших государств планеты. А что насчет тех элит, чей основной источник власти является идеологическим или экономическим? Такие государства тоже встречаются в истории, но относительно редко. Примером исторической теократии является Папская область. Сегодня лучший образец теократии – это Исламская Республика Иран, где высшая власть принадлежит верховному лидеру, шиитскому исламскому священнослужителю, избираемому собранием старейшин.

Плутократии также довольно редки в истории. Известные исторические примеры – это такие итальянские торговые республики, как Венецианская и Генуэзская, а также Голландская республика. Сегодня же лучшим примером плутократии являются Соединенные Штаты Америки.

Формирование американского правящего класса

Мы не можем понять общество, взятое в отдельный момент времени, не зная, откуда оно взялось. По этой причине мой рассказ об американском правящем классе начинается с его истоков. К счастью, нам не придется путешествовать очень далеко во времени, достаточно лишь вернуться к последствиям гражданской войны.

Как мы видели, до гражданской войны Северной Америкой правила коалиция южных рабовладельцев и северо-восточных торговых патрициев. Поражение Юга в Гражданской войне уничтожило этот правящий класс 130. Четверть южан призывного возраста пала на поле боя. Более того, южное богатство, большая часть которого была вложена в рабов, оказалось уничтожено вследствие освобождения чернокожих. Кроме этого, ущерб собственности южан во время войны и отказ от всех военных долгов и обязательств Конфедерации ликвидировали большую часть уцелевшего. На политической арене поражение Конфедерации положило начало долгой эре господства Республиканской партии: с 1860 по 1932 год демократы (долгое время партия сторонников превосходства белой расы с Юга) смогли занять президентский пост всего трижды – в 1884, 1892 и 1912 годах.

Влиятельная школа исторической мысли[41] рассматривает гражданскую войну и ее последствия (Реконструкцию) как вторую американскую революцию, продолжение незавершенной первой[42]. Хотя Гражданская война освободила рабов, она не смогла обеспечить расовое равенство. То есть главным ее результатом стала революция наверху, или смена элит. После того как власть южной рабовладельческой элиты над федеральным правительством была окончательно сломлена, появился новый правящий класс, в котором преобладали северные бизнесмены.

Как пишет Кевин Филлипс в книге «Богатство и демократия: политическая история американских богачей», гражданская война уничтожила богатство Юга, зато безмерно обогатила северных капиталистов. Держать долг Союза было чрезвычайно прибыльно, а снабжать Союз было еще выгоднее. «Удивительно много коммерческих и финансовых гигантов конца девятнадцатого столетия – Дж. П. Морган, Джон Д. Рокфеллер, Эндрю Карнеги, Джей Гулд, Маршалл Филд, Филип Армор, Коллис Хантингтон и ряд других железнодорожных баронов – вышли из рядов молодых северян, которые избегли военной службы, как правило, подкупая и отправляя служить других; они использовали войну, чтобы подняться по лестнице будущего благосостояния». Всего за десять лет, с 1860 по 1870 год, число американских миллионеров резко выросло – с 41 до 545 человек.

Возвышение нового правящего класса обернулось заметным сдвигом в политико-экономических отношениях. Отражением этой экономической трансформации может служить состав администрации президента Линкольна. Почему-то не принято широко упоминать о том, что Линкольн много занимался корпоративным правом и работал с несколькими железными дорогами Среднего Запада, в особенности с «Иллинойс Сентрал». Многие члены его администрации имели прочные связи в железнодорожных и финансовых кругах. Неудивительно поэтому, что большие участки земли доставались в качестве поощрительных мер железнодорожным концернам, что подвизались в западных штатах. Политическое влияние железнодорожных