Шрифт:
Закладка:
Спустя секунду ее радужка вновь сделалась мутной.
— Нам пора, — обратился я к Фоме.
— Увидимся, дамы, — коротко поклонился новым знакомицам Питерский.
— Увидимся, — закивали женщины, и мне показалось, что каждая из них натурально строит глазки моему помощнику.
Едва мы отошли, как я поинтересовался:
— И кто они?
— Дворовухи, — пояснил парень. — Тут раньше дома были поменьше, потом их снесли и настроили многоэтажки. Вот они и скооперировались, чтобы за всеми успевать присматривать.
— Нечисть, — резюмировал я.
— Она и есть, — пожала плечами Фома. — Однако ж, если с ними по-хорошему поговорить и расспросить о делах, то они очень даже добрые дамы. Вон, меня угостили…
Парень вынул из кармана румяное яблоко.
— Не стал бы я есть этот фрукт, — предупредил я.
— Я ж не дурачок деревенский! — усмехнулся парень, пряча подношение. — Это яблочко наливное нам еще пригодится. Так куда теперь едем, вашество? Дальше по делам?
Я покачал головой:
— Едем домой, Фома. День сегодня был длинный…
Глава 11
Биография
Пока мы ехали, я вкратце рассказал Фоме, как прошла беседа с монархистами.
— Ну дела-а, — протянул Фома, едва я закончил рассказ. — Вон какие люди у вас в миньонах ходят, вашество. Вернее, призраки.
Я только кивнул, понимая, что преступно мало знаю про бандитов, которых принял в услужение. Интересно, как так вышло, что такого уважаемого в преступном мире человека убили и закатали в бетон на стройке?
Дорога была дальней, и поэтому я призвал один тотем, который расположился на заднем сиденье и с интересом уставился в окно, рассматривая вечерний город.
Следом я вытащил из межмирья Митрича, усевшегося рядом с пнем.
— А ловко ты разрешил вопрос с этими монархистами… — начал я беседу.
— Дурное дело нехитрое, — ответил миньон и погладил пенек, который тотчас забрался к мужчине на колени, словно большой домашний кот.
— Не знал, что ты сидел на каторге.
— Не сидел, а отбывал наказание, — мягко поправил меня Митрич.
— Расскажи про свою жизнь, — попросил я. — Дорога дальняя…
Митрич пожал плечами, а потом провел пальцами по коротко стриженным волосам. Мне показалось, что говорить он не очень хочет.
— Если это слишком личное, то на беседе не настаиваю, — уточнил я.
— Личное оно было, когда живой был. А сейчас… — призрак покачал головой. — Сейчас оглядываюсь и понимаю, что жизнь я прожил бестолково. Никому толком не помог, ничего доброго не оставил. Мотался, прятался, скрывался. Мстил люто. Пил да буянил… Однажды встретил хорошую девицу, а потом сам же все испортил, и она сбежала куда-то. И правильно, что сбежала, иначе бы худое приключилось. Уж я-то себя знаю.
— Как я понимаю, приключений в жизни у тебя хватало.
— Пустое это все, мастер некромант, — ответил он. — Родился я еще до Смуты на окраине Петрограда. В полной семье, где отец работал путейцем, а мать держала небольшую продуктовую лавку. Жилось мне в общем-то неплохо, но всегда хотелось чего-то большего. И потому я рано встал на скользкую дорожку криминала. Драки, потом воровство денег по карманам заезжих дурачков. Дальше — больше. Взломали с дружками бытовку, за что получил на улицах авторитет. Потом подрался с жандармом — за это первый раз на каторгу и угодил. Дали четыре годка, отбыл полностью, от звонка до звонка. На каторге прибился к «октябристам». Когда вышел, начали потрошить первых мастеровых. Мануфактурщиков-то охраняли, а вот мастеровые были вроде как сами по себе. Выгодное было дело… Потом снова поймали, дали пять. Вышел. И почти сразу с друзьями на Александровском вокзале убили гадалку.
— Зачем? — не понял я.
— Так вышло, — просто ответил Митрич, и взгляд его затуманился. — Тогда особо и не переживал, что жизнь чужую сгубил. Как-то не понял всей тяжести содеянного. Подумаешь — тюкнули по голове бабу говорливую, да сняли с нее золотишко… Все ж понимали, что она не просто так полные карманы денег имела. Сама дурила честной народ, предрекала им большую удачу, забалтывала и обирала до нитки.
— И сейчас считаешь, что поступил правильно? — осведомился я.
— Дураком я был, мастер некромант! За гадалку эту попал на Самарскую. Там подняли бунт, за что нам всем срока добавили. А дальше началась Смута, «октябристов» быстро прижали, и банда раскололась. Мы с Лешим и еще десятком человек начали заниматься решением разных там вопросов… Типа как вы, мастер некромант, только больше опираясь не на закон, а на угрозы и паяльник.
— За это тоже поймали? — полюбопытствовал я.
— Поймали, — кивнул Митрич. — Дали срок на «строгой». В лютых местах — на северах. Пятнадцать тогда максимум был, спасибо императору Василию и гуманному своду уголовных законов. Полностью срок не досидел, соскочили мы с Лешим и еще одним штрихом. Дорога была долгая. Шли мы недели две по тайге. Но вышли двое, потому как попутчика того мы… — мужчина бросил на меня косой взгляд и, казалось, смутился.
— Пришибли? — с надеждой спросил я, хотя уже понял, о чем он говорит.
Фома же с водительского сиденья угрюмо пояснил:
— Схарчевали по дороге.
Я гулко сглотнул. Митрич потупился и пробормотал:
— Сложно оставаться человеком в таких условиях. Я не горжусь тем, кем был в те времена. Но всегда старался не вспоминать именно этот эпизод своей жизни. Нет в нем ничего человеческого.
— Но вы все же были людьми, — напомнил Питерский со строгостью.
— Верно говоришь, — вздохнул мужчина. — И порой люди делают такое, о чем звери даже не помышляют. Из глуши мы выбрались и дальше на попутках вернулись в столицу.
— И вас не