Шрифт:
Закладка:
– Нет, – вру я. – Нет, что вы.
– Как бы то ни было, теперь я здесь и жду ваших указаний. Повелевайте, я все исполню.
Это невыносимо. Я, наверное, краснею уже всем телом.
– Ну…
– Могу предположить, что вам нужен носитель итальянского. Давайте так: вы выберете то, что кажется вам интересным, а я все это просмотрю, просто чтобы дело двигалось поживее.
– Хорошо. – Я отпиваю еще вина, хоть и не уверена, что оно мне поможет. – Вообще-то я уже кое-что нашла. Вон стопка, рядом с вами.
– Ах да, вижу. А что именно я должен искать?
– Если честно, то сама не знаю. Что-то, что зацепит внимание. Что-то, про что можно сказать: ну-ка, ну-ка…
– Довольно смутное техзадание. То есть, конечно, техзадание хорошее, оно допускает разные варианты, – поправляется Марко после того, как я пронзаю его взглядом. – Не тревожьтесь, Тори. Из того, что вы рассказывали мне про бабушку, я могу заключить, что мы очень скоро найдем что-нибудь интересное.
* * *
– У твоей бабушки было много друзей, – произносит Марко.
– Я знаю.
– И все они писали длинные письма, и все страдали ужасными болезнями.
– Знаю.
– И подписывались только именами, без фамилии.
Я поднимаю глаза (да, я так и сижу на полу). Марко сгорбился на диване, прикрыв глаза рукой, письмо одиноко лежит у него на коленях. Похоже, он выдохся не меньше моего, но в чем его упрекнуть?
Часы показывают начало первого. Остались всего две коробки. Наши усилия пока не увенчались успехом. Мы нашли с полдюжины писем, подписанных «Мария», все разным почерком, и ни в одном из них не упоминаются ни Джузеппе, ни Никколо, ни бар – ничего, что указывало бы на ту Марию, которую я запомнила. Вот и всё.
– Как странно, – говорю я. – Я думала, будет больше.
– Еще больше? – утомленно вопрошает Марко. – Ты что, смеешься?
– Нет, я хотела сказать, что будет больше упоминаний про людей, которых я помню. Каждый раз, когда мы приезжали во Флоренцию, бабушка ходила именно в тот бар. Не понимаю, почему мы ничего не нашли про владельцев.
– Может, они не так уж и важны. Во всяком случае, для твоей книги.
– Может, и нет, – соглашаюсь я. – Только это все равно странно.
Марко со вздохом откладывает письмо и потягивается, закинув руки за голову. Я стараюсь не смотреть, как опускаются рукава, как под кожей перекатываются, играют мускулы.
– Так. Следующая коробка.
– Нет, – со стоном говорю я. – Хватит.
– Да ладно, Тори, всего две осталось! Тут дел на час или около того. Мы их быстро осилим.
– Ты, может, и осилишь, а я весь день этим занимаюсь. – Я заползаю на диван и раскидываюсь морской звездой, запрокинув голову на жесткую спинку. Спинка низковата, шее больно. – Ай. Слушай, а можно заменить диван на съемной квартире? Что на этот счет говорит итальянский закон?
– Можно, но хранить хозяйский тебе придется за свой счет. Ну же, – подгоняет меня Марко, – давай откроем еще всего одну коробочку. Вдруг она та самая?
– А если нет?
– Если нет, то завтра я вернусь с утра пораньше и мы проверим ту, что осталась.
Я поворачиваю голову и гляжу на него. Марко явно устал, но искра энтузиазма в нем не угасла.
– Не поняла.
– Слушай, я выбрал юриспруденцию не потому, что боюсь трудных дел. И не потому, что у меня аллергия на работу.
– Отлично. – Я заставляю себя встать с дивана. – Отлично. Но если мы в этой коробке ничего не найдем, то с тебя негрони.
– А если найдем, то с тебя два.
– Договорились. – Я подтаскиваю к себе одну из двух оставшихся коробок и поднимаю крышку. – Ого, да тут все по-другому.
Коробка набита папками. Старыми жесткими скоросшивателями из манильской бумаги. Я раскрываю ту, что лежит сверху. Письма, написанные от руки, и все по-итальянски.
– Вот, это тебе. – Я бросаю папку Марко на колени.
– Как скажешь. Вот сейчас и посмотрим, с кого негрони.
Я с улыбкой вытаскиваю из коробки другую папку и принимаюсь перебирать бумаги, как вдруг Марко еле слышно ахает.
– Погоди-ка…
– Что?
– Невероятно. Невероятно. Только погляди!
Марко держит письмо с почтительной осторожностью, кончиками пальцев, будто реликвию или бомбу. Судя по выражению его лица, письмо может оказаться и тем и другим.
– Что там? – тороплю его я.
Марко потрясенно смотрит на меня.
– Это письмо… о господи, поверить не могу… Письмо от Гвидо Комакки.
– Прости, от кого?
– Гвидо Комакки, – повторяет он. – Гвидо Комакки.
– Комакки – как название машины?
– Как производитель автомобилей. Как гоночная команда. Как ты можешь не знать, кто такой Гвидо Комакки?
– Неважно. Так что там?
– О. – Марко смаргивает, держа письмо перед собой. – Сейчас посмотрим. «Милая Рита…» – Он кашляет. – Тори, ты правда хочешь, чтобы я его прочитал?
– Конечно. А что такого?
– Оно может быть личное. Очень личное. У Комакки была репутация…
– Бабника?
– Вроде того, – говорит Марко с кривой ухмылкой. – Ну ладно. Да, именно такая репутация у него и была.
– Тогда я тем более хочу знать, что в письме.
– Ну если ты настаиваешь… – Марко вновь откашливается. – «Милая Рита, я глубоко опечален вестью о смерти вашего отважного Ахилла». Или Акилле, так по-итальянски, да неважно. «Мы с ним были знакомы очень недолго, но я видел в нем редкое сердце и родственную душу и надеялся…» Ого, вот это да. «…Надеялся, что все же уговорю его выступить в гонках в составе моей команды. Мне горько, что этого уже не случится, но горше всего мне за вас, ведь вы потеряли любимого человека, достоинства которого были поистине высоки. Примите наши соболезнования и прежде всего – мои; если я могу что-нибудь для вас сделать, пожалуйста, дайте знать. Преданный вам и проч., и проч.». Извини. – И Марко утирает глаза тыльной стороной ладони.
– Интересно, кто это? – У меня голова идет кругом. – Кто этот смельчак Ахилл?
– Кажется, я знаю, кто это. – Марко откладывает письмо и берется за телефон.
Коснувшись экрана несколько раз, он показывает мне черно-белую фотографию: рядом с гоночной машиной, каких теперь уже не выпускают, горделиво улыбается парень в комбинезоне, ветер треплет темные волосы. В парне чувствуется какое-то удальство, неотразимая дерзкая отвага, как у летчиков-асов из старых фильмов. Я чуть ли не ощущаю запах тестостерона.
– Акилле Инфуриати, – говорит Марко. – Красный Черт из Вальданы.
