Шрифт:
Закладка:
– Мы не знаем наверняка, унесли ли ее, – сказала Лоретта. – Она могла и выжить.
– Мухи унесли двоих, – ответил Кит и понял, как сильно полагался на Лэйки – она была тем якорем, при помощи которого он цеплялся за «Близнец рая», за маму, за то хрупкое будущее, какое бы ни ждало впереди. – В небе мы видели два силуэта.
– Но только один принадлежал… человеку, – заметил Леннон. – Второй мог быть кем и чем угодно.
– Это была она, – возразил Монти. – Когда мухи налетели, Лэйки была тут вместе с Принглзом. И вот это, – он повертел в руках винтовку Лэйки, – она бы ни за что не бросила.
О том, зачем вообще Монти с Лореттой забрались в лес, ни Кит, ни Леннон спрашивать даже не стали. Это и так было ясно. Да и что бы ни было у них на уме в тот момент, это спасло им жизнь.
Ребята принялись было наводить порядок, но сердца не лежали к уборке, и в конце концов Лоретта, подхватив спальник и рюкзак, двинулась в сторону игрового поля. Один за другим за ней, с вещами, к бункеру потянулись и остальные. Никто ничего не говорил, но все и без слов понимали, что если сегодня кто и уснет, то только не под открытым небом.
Позднее, в холодном и тихом бункере, Кит молча заплакал. Ему казалось, что игровое поле превратилось в широкое пустое море, а ключик Дакоты тяжким грузом, напоминавшим о том, что ее больше нет, давил на грудь. Теперь же, когда не стало Лэйки, Кит словно поднял якоря, став корабликом, и бесцельно плыл к горизонту.
– Это я виноват, – едва слышно произнес забившийся рядом в спальник Монти. Потом, между всхлипами, он повторил: – Это я виноват.
Выходит, Лэйки была и его якорем тоже.
пропажи
Наутро – наторчавшись в лесу и сорвав от криков глотки, собрав и перепаковав то, что мухи не испортили и не загадили, – Лоретта, Леннон, Монти и Кит покинули город. Их ряды поредели, а припасов стало меньше, но шагалось им гораздо тяжелее, чем когда они явились сюда.
– Я его нигде не нашел, – произнес Монти.
Кит не мог нарадоваться своей новой палке. С утра он успел вернуться в рощицу, решительно настроенный не отдавать мухам и ее тоже. Палочка была острая, но не сильно, а еще крепкая – в самый раз для ходьбы и рисования в грязи и на снегу.
– Чего ты не нашел? – спросила Лоретта.
– Ее спальник.
Киту хотелось многое объяснить Монти. Например, что, хоть он и не виноват, совесть продолжит терзать его до конца; что, когда теряешь кого-то, лучше всего посадить пурпурный цветочек; что, если искать смысл там, где его нет, – скажем, в отсутствии спальника, – это сведет тебя с ума.
Но ничего этого Кит не сказал. Взгляд Монти и без того опустел.
На окраине города они миновали мост-дорогу. Кит даже не удосужился глянуть за край.
Бывают дни, когда мне интересно, куда подевались мои амбиции. В какой-то момент они были важны. Если не для мира, то для меня точно.
Еще до Красных книг, до Дома на Солнечных Скалах моя жизнь томилась в неволе, а разум парил на свободе. Я мало понимала, но хотела большего. Так, может, корень амбиций – в неведении?
Печальная перспектива.
Тем не менее эта грустная логика по-прежнему несокрушима.
Если верить Красным книгам, в каких-то из своих Жизней я испытывала амбиций больше, чем в прочих.
Например, в седьмой. Едва обнаружив этот дом, я привела сюда родных. То же проделала в двадцать третьей и еще – в сотой Жизнях (видно, не устояла перед искушением круглой цифры). И в каждой из этих трех Жизней я из разных мест – из окна спальни на втором этаже, из сада за домом, откуда мчалась остановить их, и даже со дна ущелья – смотрела, как родные прыгают со скалы и разбиваются насмерть. В каждой из трех Жизней последующие записи – это неполный рассказ о странном, неестественном материнстве.
Я полностью, на все сто облажалась.
К девятой Жизни я задумала спасти мир. Буквально. Циклы начинались за четыре месяца до нападения мух, и я решила, что мне надо предотвратить их появление. Руководствуясь смутными воспоминаниями и еще более смутной информацией, я попыталась определить страну, из которой прилетели мухи, и добраться до нее. Стоило, наверное, изолировать или уничтожить первую муху, и вуаля – конца света не случится. Увы, путешествия из одной точки мира в другую требовали уймы бумажной волокиты и документов, которых у меня не было. Не было и времени на то, чтобы их оформить или подделать. Я бы попросту не успела.
Я так и не выбралась за пределы Нью-Гэмпшира.
Десятая Жизнь выдалась чуть более трезвой. В ней я, не стесняясь в выражениях, написала три письма в Центры по контролю и профилактике заболеваний, а не получив ответов, решила разобраться с проблемой на местном уровне. «Разобраться с проблемой» значило «докучать десятку федеральных сотрудников Министерства здравоохранения и социального обеспечения». Не зная номера телефона, я попыталась добиться встречи в регистратуре, а когда это не помогло, разбила лагерь на парковке, где и поджидала сотрудников. Они не стали меня слушать, и тогда я, дождавшись темноты, влезла по водосточной трубе к ним в офис. Сработала беззвучная сигнализация, и меня повязали.
Нападение мух я встретила в тюрьме округа Мерримак. К счастью, надзиратель по имени Уоррен оказался добр и выпустил меня, едва стало ясно, что миру конец.
В Красных книгах есть и другие отчеты – о Жизнях, когда я пыталась играть своими всемогущими мускулами. И как из этого ничего не вышло.
Так я поняла, что надо жить по кругу, чтобы и мыслить по кругу. Научилась разбирать собственный почерк. Помогать людям спасать самих себя. А в те дни, когда непонятно, куда подевались мои амбиции, я перечитываю записи о девятой и десятой Жизнях, о седьмой, двадцать третьей и сотой и благодарю судьбу за свое место на ее туманных границах.
Я называю это Законом периферийных подстроек.
Таков мой кодекс.
Пустоты
На дороге Нико увидела парня. На щеке у него была родинка в форме Аляски, нижний кончик которой задевал подбородок. Он не носил маски, ни металлической, ни даже самой простой. Смуглый, волосы черные и волнистые, ростом чуть выше Нико.
Они смотрели друг на друга с расстояния метров в шесть, и ни один не произнес ни слова, даже не шевельнулся.
Олень и мухи, дорога, Железные Маски, заправка – все это, совершенно все поблекло перед моментом, когда можно просто стоять перед другим человеком, глядя на него и не таясь.
– Когда огонь разгорится, лучше убраться подальше отсюда, – наконец произнес парень.
За спиной у Нико, в считаных метрах от нее, все ярче горела куча мусора между рядами стеллажей.
– Топливо выдохлось много лет назад, – сказала Нико.
