– Это грустно, – согласился Кит, – но не странно.

Леннон улыбнулся.

– Мои родители иммигрировали из Иордании. Из-за того, кем они были и откуда приехали, двери для них всюду были закрыты, вот они, наверное, и решили, что американское имя поможет мне пробиться хоть куда-нибудь. Думаю, моя биологическая мама была помешана на «Битлз». По вечерам она брала меня на руки и носила вокруг лагеря, тихонько напевая их песни вместо колыбельной…

Он подхватил песню на том месте, где остановился, а Кит добавил ее в список вещей с двойной сутью: она на сто процентов согревала душу и рвала ее на части.

– Порой… – снова заговорил Леннон. – Знаю, это глупо, но…

– Ты по-прежнему ее слышишь.

Кит готов был поклясться, что по ночам, лежа в спальном мешке, когда он закрывал глаза и поворачивал голову набок, то чувствовал под щекой ладонь своей Дакоты и как по лбу чиркает серебряный ключик у нее на шее. Он вспоминал начало собственной жизни, как появился на свет в будке киномеханика при старом кинотеатре, у женщины, которая еще даже не подобрала ему имя. «А потом я увидела коробочку, – шептала она по ночам, – и подумала: да, этот ребенок – мой».

– Я тоже по-прежнему слышу свою маму, – сказал он.

Не успел Леннон ответить, как земля застонала.

Издалека донеслось пульсирующее жужжание, а Кит переполнился одновременно страхом и облегчением: он испугался того, что появились мухи, и с облегчением воспринял то, что не надо больше гадать, когда же они налетят.

их унесли

Леннон схватил его за руку.

– Сюда.

Они помчались назад тем же путем, которым пришли. Только, миновав дыру в заборе, Леннон потащил Кита не в сторону лагеря, а к бункеру. «Если сегодня та самая ночь, то скоро мы свидимся, – думал Кит. – Вот только некому будет посадить для меня пурпурный цветочек». Жужжание тем временем становилось все громче и ближе. Внутри бункер напоминал вытянутый туалет, по площади равный зоне позади лотков в «Близнеце рая» («За которой располагалась та самая комнатка, где твоя душа при мне перешла из этой жизни в другую, ты уж, пожалуйста, застолби там и для меня местечко, и спасибо заранее, только, пожалуйста, поближе к тебе, и спасибо заранее»), а справа от них вдоль дальней стены тянулась длинная скамья; слева же, отделяя их от поля, – стенка из бетонных блоков по пояс, увенчанная сетчатым забором.

Леннон опустился на корточки, утянув за собой Кита, так что оба скрылись за этим барьером.

– Так, ладненько, – произнес Леннон, озираясь по сторонам, и, хотя они сидели вплотную друг к другу, Кит из-за жужжания едва его слышал. – Туда, – указал Леннон на пространство под лавкой.

Он сказал еще что-то, но Кит этого уже не услышал, и тогда он вообразил, как в воздухе пляшут, вибрируя, молекулы звуков.

Леннон подтолкнул его к лавке, и Кит по его губам прочел: «Давай, живо под лавку».

«На что будет похожа жизнь, когда я стану ветром, перелетающим с места на место? Уж точно она будет лучше нынешней, потому что мы будем вместе», – и Кит опустился на четвереньки, втиснулся под скамью, забиваясь как можно глубже.

Леннон же оставался на месте. Стараясь сильно не высовываться, он выглянул из-за бетонного барьера.

Секунды незаметно сменяли друг друга, словно время застыло или, напротив, ускорилось («А есть ли время там, где ты сейчас? Скоро я это узнаю»). Кит хотел было приподнять голову, но ударился об изнанку скамьи. Он мало что видел и думал: какое забавное – хоть и несправедливое – совпадение, что в момент смерти, как и при жизни, он увидит лишь клочок этого мира.

Выгнув шею, со своего места Кит разглядел грязный, заснеженный бетонный пол, ботинки парня, чья мама любила «Битлз» и хотела для сына только хорошего; самого парня в профиль, его полные ужаса и озаренные лунным светом глаза. А потом этот ужас в них медленно растворился, вытесненный своим источником – живой волной и щупальцами на фоне луны и неба.

Кит закрыл глаза.

Посреди пустоты он увидел будку киномеханика («Твои шаги на лестнице, ты поднимаешься, готовая поведать о начале моей жизни, но теперь позволь мне рассказать о ее конце»), лицо своей Дакоты, когда она вошла в комнату, ее кулон, ее глаза, в которых были земля и горы, и прошлое, которого он так и не познает («А теперь подоткни мне одеяло, чтобы получился кокон, как я люблю…»).

Это лицо.

В этом непостижимо огромном мире.

Места, в которых ему не доведется побывать, острова посреди океана.

Или Техас.

Она улыбнулась ему.

И покачала головой.

«Не сейчас».

Кит распахнул глаза и увидел, как Леннон шевелит губами, но слов не расслышал. Перевел взгляд на небо за спиной Леннона и поначалу даже не понял, что видит. Медленно выбрался из-под скамьи и пополз к барьеру. Постепенно Кит разобрал, что парень бормочет. «Боже мой, боже мой», – повторял он снова и снова. И вместе они уставились в ночное небо, – «Боже», – где выше и выше поднимался гигантский рой, – «Боже», – а в его мельтешении, подхваченный кончиком извивающегося щупальца, озаренный мерцающим светом луны, угадывался силуэт человека. Пониже еще одно щупальце как будто сжимало другого человека. «Боже мой», – произнес Леннон, и оба они продолжили смотреть в небо, пока рой не скрылся, оставив их гадать: кого из друзей унесло.

и его якорь тоже

«Только не Лэйки и не Монти, только не Лэйки и не Монти…»

Кит с Ленноном бежали к стоянке за пределами игрового поля, холодея от страха, не зная, кто остался жив. Перед глазами у Кита так и стоял образ человека, окруженного, окутанного мухами…

«Только не Лэйки и не Монти, только не Лэйки и не Монти…»

Добежав наконец до места, они на миг оцепенели: никого не осталось. Видимо, уцелели только Кит с Ленноном. Рой налетел огромный, мухи так и кишели в нем, а Кит почти все время просидел под скамьей в бункере. Он мог и не увидеть в воздухе силуэты остальных друзей…

Но в этот момент из рощи по ту сторону забора показалась Лоретта, а с нею и Монти. На лицах обоих читалось такое же отрезвляющее потрясение. Кит не нашел для него подходящего слова. Видимо, такого еще не придумали.

Они подбежали к забору, и Лоретта, выпучив глаза, кинулась обнимать Леннона.

– Твою же мать, Лен.

Монти подбежал к Киту, упал перед ним на колени и обнял так, как никогда не обнимал: крепко, трепетно, живо. Как родного брата.

– Лэйки тоже была в лесу? – спросил Кит.

Монти отстранился, и Кит сразу все понял по его лицу.

– Мы видели, как забрали Принглза, – сказала Лоретта. – Он побежал, но…

Вчетвером они оглядели разоренную стоянку: спальники и фляги с фильтрами, разорванные рюкзаки, разбросанные по всему биваку головешки. Подойдя к кострищу – от которого остались одни тлеющие угли, – Монти поднял с земли винтовку Лэйки.