— Верея, — произнес Гуннар и шагнул ко мне, но путь ему преградил Торстен. Он широко улыбаясь, левой рукой, свободной от рога с медом, ударил друга по плечу.

— Ну и как тебе подарок! — спросил он не таясь, — Угодил!

— Как она здесь оказалась? — услышала я слова вождя и хмыкнула, пятясь назад к той двери, из которой вышла в зал, но наткнулась на широкую, почти мужскую грудь великанши, что преградила мне путь.

— Не велено! — произнесла она громогласно, и я пропустила часть разговора Гуннара и Торстена. Когда я снова обратилась в слух то услышала совсем другой тон у вождя. Гуннар показался мне недовольным.

— Ты сделал что? — закричал он, что слышно стало не только мне, но и остальным гостям, который, впрочем, болтовни не прекратили, как и прикладывания к чашам с выпивкой.

— Я хотел сделать тебе приятное! — возмутился Торстен и отшвырнул опустевший рог.

Гуннар посмотрел мимо друга прямиком на меня и оттолкнув Торстена с дороги, направился ко мне, бросив тому напоследок короткое, — После поговорим!

Я же в бесполезной надежде ускользнуть, вжалась в грудь великанши, где и была поймана Гуннаром.

— Верея! — позвал он и протянул руку, словно хотел прикоснуться к моему лицу, но я отвернулась и пальцы мужчины тронули прядь волос.

— Уйди, Тильда, — сказал он, обращаясь к женщине. Та кивнула и была такова, я же осталась стоять, глядя на Гуннара и видела, как разгораются его светлые глаза, совсем как тогда в таверне. И мне очень не понравился их огонь.

— Не тронь! — я выкинула вперед руки. Браслеты звякнули, жалобно и печально.

— Не трону, — ответил Гуннар и сделал шаг назад. Блеск в его глазах погас, словно свеча, на которую подул сильный ветер. Но осталось нечто другое, там, в самой глубине глаз и я отчего-то поняла — не тронет, как и обещал.

Княжна сперва с интересом наблюдала за появлением странной девушки танцовщицы. Первой ее мыслью, когда здоровая девка за спиной рыжей, сорвала с нее плащ, было восхищение. Лебедь еще никогда не видела подобных волос. Яркие, словно пламя от костра, они развивались во время танца, исполняя свою, отдельный от хозяйки и завораживая не менее, чем плавные движения рук и бедер. А вот мужчины видели именно это — выставленную на показ грудь, вот срам-то, мелькающие из-под платья стройные ноги и обтянутые тканью покатые бедра.

А после княжна бросила взгляд на лицо своего так называемого жениха и восхищение от танца улетучилось в один миг.

То, как смотрел Гуннар на девку заставило руки Лебедь сжаться в кулаки, а губы скривится от презрения.

Вождь не скрывал своего интереса. Он, как и остальные мужики, что собрались в этом зале, пожирал взглядом рыжую бестию, но в его глазах, кроме похоти, Лебедь с удивлением заметила влюбленность. Он смотрел на девушку так, словно она появилась из неоткуда и явно не ожидал увидеть ее на празднике, который посвятил Лебедь — своей будущей жене, а вот теперь, княжне приходится смотреть на то, как вождь, не скрывая своих эмоций, пожирает глазами какую-то распутную танцовщицу.

Княжна едва усидела на месте, едва закончился танец. Как же непривычно быть второй, подумалось ей зло. Ведь мужчины всегда выделяли именно ее, даже если присутствовало много других красавиц. Лебедь считала себя по праву, самой прекрасной. Ведь не зря она вертела мужчинами в доме отца. Не зря разбивала им сердце, ухитряясь делать это одним взглядом.

А здесь ее предпочли какой-то замарашке! Разве могла она стерпеть подобное унижение?

Оказывается, смогла. И стерпела.

Княжна заставила себя просто сидеть, а не вмешиваться с расспросами и лишь следила взглядом, как после окончания танца, когда весь зал зашелся одобрительными криками дружинников, проследила за тем, как Гуннар поднялся из-за стола и шагнул к рыжей ведьме, застывшей напротив их стола. Девушка тяжело дышала. Ее грудь поднималась вместе с платьем больше демонстрируя, чем скрывая. Лебедь хмурилась с каждым шагом вождя и когда ему преступил дорогу его друг, она навострила уши, пытаясь в шуме веселья разобрать то, что они говорили.

— Спорят? — удивилась девушка, когда Торстен отошел от вождя и посмотрел ему в спину как-то хмуро, — Это интересно!

Далее Гуннар стал разговаривать с рыжей, которая казалась недовольной. А когда вождь потянулся к танцовщице, та отошла на шаг назад, покачав головой, словно не желала мужских прикосновений даже в таком простом касании. А после мужчина указал ей на двери и видимо велел ждать там, сам же развернулся и направился к Торстену, уже успевшему не только вернутся обратно за стол, но и поднять полный рог меда. Княжна медлить не стала. Она поднялась со своего места и величественно, словно так и надо, проплыла мимо столов и людей, направляясь в ту самую комнату, где ждала Гуннара девчонка с огненными волосами.

Я вернулась в ту же комнату, из которой недавно вышла, только теперь я была одна, без грозного сопровождения женщины великана, что, впрочем, меня устраивало. Гуннар попросил меня подождать его здесь. Именно попросил. Прикажи он мне сделать это, я возмутилась бы и противилась, подозревая мужчину в подлости, но он оказался умнее и отказать на искреннюю просьбу я не смогла. Тем более, что в своей душе я таила надежду, что меня и Нечая отпустят, когда я расскажу вождю правду о том, что произошло после нашего отъезда с Булатом и как именно я оказалась здесь.

Я села на лавку и машинально поправила яркое платье, когда двери приоткрылись и в комнату вплыла, именно вплыла, а не вошла, та самая красавица, которую я видела за столом рядом с Гуннаром.

Девушка была молода. Вероятно, одного со мной возраста. Одета богато и очень хороша собой. Она прикрыла за собой двери и подошла ко мне, глядя сверху вниз. Выражение ее лица и то, как она рассматривала меня, словно я была просто грязью под ее ногами, мне очень не понравилось, и я нахмурилась.

— Кто ты такая? — неожиданно спросила девушка.

— Мое имя Верея, — представилась я.

— Верея, — насмешка на губах гордячки показала мне, что даже мое имя ей не пришлось по душе.

— А меня зовут Лебедь, я дочь князя Аскольда, — снизошла до меня красавица.

— Ну и что? — вырвалось у меня, и я запоздало прикусила язык, поняв, с кем разговариваю. Передо мной стояла княжна, хотя я и так могла бы догадаться,