заживо татарина на мгновение заглушил прочие звуки боя — и отвлек внимание ордынца, карабкавшегося по лестнице. Он сильно промедлил, испуганный грохотом тюфенгов и черным дымом, затянувшим мост… Когда же дым развеялся, жуткий вид кровавого месива у ворот там, где ранее стояли нукеры с тараном, буквально парализовал степняка! Да еще несколько мгновений он потерял, заворожено следя за тем, как ширится внизу пламя, отрезая путь назад… И лишь подгоняемый соратниками, уде понявшими, что выход теперь только один, наверх, он все же полез по лестнице. Потеряв, впрочем, всякую лихость и задор… Но стоило ордынцу лишь на мгновение отвлечься на крик горящего нукера, как слева на лицо его обрушился тяжелый удар секиры!

И последним, что услышал степняк в своей жизни, летя на колья, стал яростный крик уруса:

— За Яру!!!

Ак-Хозя не поверил своим ушам, услышав грохот тюфенгов! Но когда клубы черного дыма поднялись у каждой из стен Ельца, ему пришлось поверить… Особенно сильным грохот был у полуденной стены крома — как раз там, где урусы не успели достроить городни, и куда царевич отправил своих лучших нукеров.

Потомок свободных эмиров Волжского Булгара еще по-детски верил и как-то глупо надеялся, что штурм удастся продолжить. Но все надежды его обратило в прах пламя в крепостном рву, вскорости сожравшее и мостки из вязанок хвороста, и приставленные к стенам лестницы… А последний гвоздь в гроб его чаяний забил повторный рев тюфенгов! И тогда, видя сумятицу в рядах штурмующих, оставшихся без лестниц и таранов, Ак-Хозя поспешно воскликнул:

— Играйте отступление!!!

Громко грянули барабаны, призывая нукеров отходить — и те принялись спешно откатываться от стен крома, в одночасье потеряв порядок и присутствие духа! А вскоре началась паника и давка — свою лепту в усиливающуюся неразбериху внесли и стрелы, и арбалетные болты, летящие со стен града. Но хуже всего стало, когда тюфенги извергли пламя в третий раз…

Ударив каменным да железным крошевом в самую гущу татар!

Царевич, впрочем, не мог знать, что противник использует картечь — во время обороны Булгара тюфяки били лишь каменными ядрами… Но Ак-Хозя итак смог убедиться, что урусы стреляют чем-то более эффективным, нежели простое каменное ядро!

Огромная, смешавшаяся толпа ордынских нукеров неудержимой волной покатилась вниз, по косогору, безжалостно давя упавших по дороге несчастных… Теперь царевичу стало казаться, что урусы сохранили мост через малую речку вполне сознательно. И более того, он понял, что под бегущими в панике ордынцами бревенчатый настил его наверняка развалится!

— Да если урусы прямо сейчас пойдут на вылазку, они истребят все мое войско!

Царевич озвучил страшную догадку испуганным криком, также потеряв самообладание… Но положение спас Мамлек-бей. Мурза, видя бегущее воинство, повел своих всадников вперед — и прежде, чем замедлившиеся нукеры достигли моста, отборные всадники Синей Орды преградили им путь.

… Что кричал кюган нукерам, Ак-Хозя знать не мог. Возможно, грозил устроить общую казнь по старым монгольским традициям — когда из побежавшего десятка рубят голову одному нукеру, десятку из сотни, сотне из тысячи… Собственно, приказав сыграть барабанщикам отход, царевич как раз и хотел защитить своих людей от подобной участи! Вот только урусы всерьез напугали мокшу и нукеров Тагая неизвестным им оружием… Последние вообще могли предположить, что враг обрушил на них гром и молнию, или какое темное колдовство! Да и не все булгары были знакомы с тюфенгами…

И уж точно никто не знал об их жуткой мощи!

Когда же мурза взлетел на Каменную гору верхом на резвом скакуне, царевич весь аж сжался, предчувствуя самый настоящий разнос! После провала штурма он не мог уже и помыслить о том, что сможет навязать свою волю Мамлек-бею, спасшему полутьму! Нет, теперь он был словно нашкодивший мальчишка перед грозным отцом — и ожидал от того самой настоящей трепки… Какого же было удивление Ак-Хози, когда кюган, спрыгнув с коня и двинувшись к царевичу, не начал на него кричать, а весьма сдержанно заметил:

— Никто не мог знать, что в этом мелком городишке урусов есть тюфенги. Это все меняет!

Царевич осторожно вопросил:

— Будем штурмовать острог у скал?

Но мурза отрицательно покачал головой:

— К острогу очень неудобный, хорошо простреливаемый сверху подход. Кроме того, с башен урусы дотянутся огнем тюфенгов до наших нукеров на подъеме, ударят им в спину… Наконец, в крепости есть и самострелы — они также могут добить до подъема на скалы. Нет, нужны пороки, коими мы разобьем стены крома и уже тогда пойдем на штурм… Но пороков нет, нет и мастеров, способных их изготовить — так что придется возвращаться в Казань, не взяв Ельца до морозов.

Представив гневное кривящееся лицо хана Тохтамыша, Ак-Хозя вздрогнул:

— Неужели невозможно ничего поделать⁈

Мамлек-бей криво усмехнулся:

— Я бы не рассчитывал, что каган-Феодор клюнет на уловку и поддастся хитрости… Но все же я предлагаю позвать его на переговоры. Мы ведь пришли покарать его от имени хана единой Золотой Орды? А я уверен, что налетев на Азак, урус не знал, что город больше не принадлежит Мамаю… Хотя и времени прошло предостаточно… Но все возможно.

Ак-Хозя согласно кивнул — в то время как непривычно серьезный мурза продолжил:

— Можно попытаться выманить кагана на переговоры, объявить от имени хана, что мы готовы простить урусов, если те передадут нам ценности, захваченные в Азаке… Хотя бы часть ценностей, принадлежавших татарам. И тогда мы уйдем из под стен крома… Если же откажется — то мы пригрозим разорить все его княжество и полонить всех урусов, кого застанем. Пригрозим, что сожжем все веси, оставив селян без крова перед грядущей зимой!

Царевич вновь согласно кивнул, но после робко уточнил:

— Думаешь, если каган Феодор принесет повинную и отдаст часть ценностей, хан простит мне неудавшийся поход?

Кюган хищно осклабился:

— Если Феодор все же столь глуп, чтобы выйти за стены града с дарами, мы нападем на кагана и его свиту, убьем всех — да на плечах бегущих ворвемся в кром! А, захватив тюфенги, с легкостью возьмем и острог на скалах…

Глаза